— Shadow Holmes, 26 y.o. —
Шедоу Холмс
https://forumstatic.ru/files/001a/73/1e/27938.jpg  https://forumstatic.ru/files/001a/73/1e/37849.jpg
Winona Ryder

— О ПЕРСОНАЖЕ —

ДАТА РОЖДЕНИЯ
29-10-1997
Питтсбург, Пенсильвания

ПРОФЕССИЯ
Официантка в закусочной «Красные сосны»

ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ
Понаехавшая

Мать Шедоу — Кэролайн Холмс, переехала в Питтсбург когда ей исполнилось двадцать два года. Что заставило молодую девушку разорвать все отношения со своей семьей и уехать от них так далеко, как она только могла — Кэролайн никогда не объясняла. Хоть какое-то понимание этого поступка пришло к Шейд только много лет спустя, когда по прочтению дневников уже умершей матери она узнала о ковене ведьм, способностях, которые передавались в их семье из поколения в поколение и многом другом.
Пока же маленькая Шедоу росла совершенно обычным, пусть и несколько замкнутым ребенком. Отца своего она никогда не знала, а мать очень много работала, чтобы обеспечить дочери достойную жизнь. Жили они в съемном доме, за Шедоу в основном приглядывала домовладелица — злобная старуха Милдред, старая ворчливая ведьма, вечно всем недовольная. Так что Шейд предпочитала до возвращения матери проводить время где угодно, кроме дома. Шаталась по улицам, торчала в городской библиотеке, рисовала, пристроившись где-нибудь возле заброшенного моста или в других подобных местах, коими славился Питтсбург. Она почти не имела друзей, одноклассники считали ее странной и мрачной чудачкой, а она их тупицами и идиотами. Учителя Шедоу тоже не жаловали. Она выезжала на экзаменах за счет подвешенного языка и умения выкручиваться из практически любой ситуации, но при этом частенько забивала на выполнение домашнего задания или посещение обязательных предметов.
Единственным преподавателем с которым у Шедоу случился неплохой контакт, был учитель английской литературы, который никогда не позволял себе грубых высказываний в ее сторону, а однажды, увидев альбом с её рисунками, случайно забытый на задней парте, даже похвалил её. Чем снискал у девчонки некое подобие признательности. Всем прочим её мазня казалась мрачной, пугающей и тяжелой. Шедоу пыталась пристроиться в редакцию школьной газеты и даже начинала рисовать туда иллюстрации, но очень быстро переругалась со всеми и была выставлена с позором. С тех пор едкие карикатуры на одноклассников появлялись в самых неожиданных местах школы. Все знали чьих рук это дело, но ни разу не поймали девчонку с поличным. А она только плечами пожимала. Была не раз бита, но всегда давала сдачи и в конечном итоге с ней просто перестали связываться.
В старших классах тот самый учитель литературы привел Шедоу к своему старому приятелю, преподававшему живопись в одном из институтов Питтсбурга. Ему тоже удалось разглядеть что-то интересное в рисунках Холмс и он согласился заниматься с ней дополнительно за самую минимальную цену. Так в жизни Шейд появилось хоть какое-то занятие, приносящее ей удовольствие. Она начала учиться и готовилась к поступлению, но болезнь матери перевернула все с ног на голову.
Сорокалетняя Кэролайн несколько месяцев жаловалась на боли в желудке, но списывала это все на неправильное питание. А постоянная усталость вообще преследовала ее всю жизнь с момента рождения дочери. Так что рак у молодой женщины обнаружился уже на поздней стадии, когда сделать ничего было нельзя ни за какие деньги. А Шейд ради матери готова была горы свернуть. Кое-как закончив школу и не явившись даже на собственный выпускной, она бросилась на поиски работы. Любой. Мыла полы, работала официанткой, рисовала портреты на заказ. По вечерам терроризировала медсестер местной больницы, где лежала Кэролайн. Холмс с маниакальностью курицы-наседки таскала матери домашние бульоны и проверяла лично все, вплоть до дозировок препаратов, которые назначали ей врачи. Увы, но это не помогло. Последние две недели Кэролайн никого не узнавала и ушла тихо, во сне, даже не разбудив Шейд, дремавшую возле ее кровати.
Мир рухнул в одночасье. Шедоу осталась без толковой работы, образования и хоть какого-то понимания как жить эту жизнь. Оставаться в доме, где они с мамой прожили всю жизнь, она не смогла. Милдред и не настаивала, очевидно понимая что девчонка, едва справившая совершеннолетие, не сможет потянуть аренду дома, но, кажется, впервые за столько лет проявила хоть какое-то участие. Разрешила Шедоу оставить вещи матери до тех пор, пока она не осядет в каком-то другом месте.
Но осесть никак не получалось. Шейд словно что-то гнало вперед, из города в город, из штата в штат. Она научилась не привязываться ни к местам, ни к вещам, ни к людям. С последними было особенно тяжело, потому что построить хоть какие-то отношения у молодой женщины не получалось совершенно. Слишком свежа была рана от потери матери, даже спустя несколько лет. И слишком осязаемым ощущение, что терять тех, кого любишь — больно. Слишком больно. И если не позволять себе любить и привязываться, то и боли, когда все рухнет, не будет.
Так продолжалось ровно до того дня, как Шейд занесло в Дэдвуд. Маленький город, обещавший стать временным перевалочным пунктом, внезапно погрузил её в водоворот новых знакомств и событий, которые открыли ей глаза не только на тайну её происхождения, но и на странные способности, которыми она, как оказалось, обладала всю жизнь.
Но это уже совсем другая история.
Вкусы:
- музыка: под настроение. Ирландский фолк, рок, психоделика, классика.
- кино: мистика и ужасы. Зомби, вурдалаки, упыри - ее тема.
- литература: все, кроме сопливых дамских романов.
- еда, напитки: Шейд - страстная поклонница всевозможных фастфудов.
- цвет: черный, бардовый, темно-синий.
Привычки: нецензурно выражается, часто ходит по дому не сильно одетой, курит, терроризирует окружающих просмотром жесткого порно с включенным на полную громкость звуком, читает в ванной, везде разбрасывает свои вещи, одевается не по погоде.
Хобби: много рисует, интересуется всякой оккультной хренью.
Страхи и фобии: боится высоты, в темноте мерещится всякая чертовщина, терпеть не может живую рыбу. До ужаса боится кукол, похожих на настоящих людей.

Шедоу - такая, какая есть. Без пафоса и напускной жеманности, с кучей вредных привычек и, что уж скрывать, комплексов. В глубине души она маленький ребенок, которому нужна любовь и забота, а еще никогда не хватает внимания. Но привлекает его она по-своему: странными выходками, едкими высказываниями, вызывающим поведением. Она прямолинейна и всегда говорит то, что думает. Смачно матерится, ничуть не смущаясь контраста языка Шекспира с бранью портовой шлюхи. Ненавидит сплетни, ложь и ханжество. Ценит в людях исключительно умение держать данное ими слово. Сама обещания раздает крайне редко, но если уж такое случилось - расшибется в лепешку, но выполнит.
Шейд упряма. До такой степени, что часто не понимает очевидных вещей, если они идут вразрез с ее сложившейся картинкой восприятия ситуации. А картинки складываются очень быстро, идеи генерируются со сверхзвуковой скоростью, а решения принимаются спонтанно и последствия их просчитываются в лучшем случае в процессе. В худшем - после того, как все шишки собраны, коленки разбиты, а голова болит. Самое печальное, что жизнь Холмс ничему не учит. Практически. И она с завидным постоянством наступает на одни и те же грабли, а потом удивляется: кто их там положил?
Шедоу - счастливая обладательница самого дебильного чувства юмора во Вселенной. Оно постоянно балансирует на грани между чернухой, пошлостью и интеллектуальным сарказмом. Бьет этой адской смесью она на поражение. Пленных не берет, раненых добивает с особым удовольствием. Очень часто прикрывается язвительностью, как щитом. Когда так плохо, что материться не позволяет совесть, а рыдать - гордость.
Тщательно выбирает людей, которых может подпустить ближе, чем просто случайные знакомые. Но к ним относится по-особенному: не предаст, поддержит, выручит. Примчится в три часа ночи с другого конца города, покроет отборным матом за то, что не дали досмотреть хороший сон, а потом до утра будет отпаивать алкоголем и искать решение любым проблемам.
Прекрасно ладит с любыми животными и насекомыми, готова обниматься даже со змеями. Громко поет в душе, не имея при этом ни слуха ни голоса, постоянно опаздывает и устраивает срач везде, где находится дольше пяти минут.

— ОБ ИГРОКЕ —

ТЕМП ИГРЫ
Как только, так сразу)

ЖАНРЫ ИГРЫ
Всеядна

СЮЖЕТ
Полное погружение

Буду приключаться, выйду замуж, нарожаю пятерых детей. Это в понедельник... Узнала о вас из собственной головы. Даром, что-ли, медиум потомственный. На ролевых с 2008 года. Для связи со мной можно использовать пентаграмму и разбрасывать кукурузные хлопья, а так тг-шечка в шапке форума имеется) Пишите. Я та еще яичница-болтунья.

Пример поста

Звон упавшего на пол скальпеля заставил Шейд вздрогнуть. Правило трех секунд. Поднять сразу, чтобы злобные микробы не успели ничего сообразить и добежать до цели. Или успели. Плевать. Хотя сдохнуть от заражения крови наверное все же куда неприятнее, чем от перерезанного горла. И почему это волнует её именно сейчас? А что еще её должно волновать? И как же дико болит голова.

Шедоу постаралась сфокусироваться на Финче, все еще сидящем возле стены. Смотрела затравленно, исподлобья, глотая слезы вперемешку с кровью от искусанных до мяса губ. Пыталась не пропустить момент, когда скальпель снова окажется у него в руках, но Барни отчего-то не спешил его поднимать. Чего он ждет? Хочет помучить её еще сильнее? Или что она начнет умолять его сделать хоть что-то? Что? Отпустить её или закончить начатое поскорее? Но она выдохлась, устала, растеряла аргументы, слова, мысли. Даже дышать хотелось через раз.

Шедоу снова прикрыла глаза. Тело ныло каждой клеточкой. Сводило мышцы, саднило плечо. Видимо она умудрилась его где-то расцарапать или ушибить. Или не она. Черт знает каким образом Финч доставил её в это проклятое место. Она даже попыталась представить себе этот путь, но никак не могла сосредоточиться хоть на чем-то, кроме раздирающего в клочья набата, звучащего внутри её черепной коробки.

Но тут он заговорил, и голос его донесся до Шейд будто издалека. С трудом продираясь сквозь пелену, заволакивающую сознание дымкой боли, она вслушалась сперва, а уж потом всмотрелась.

Не хотел. Не хотел. Не хотел. Слова резали по живой ране, не успевшей даже перестать кровоточить. Выхлестывали наружу обиду, сжимающую все внутри с такой силой, что не было и возможности сделать вдох. Не хотел. Не хотел. Не хотел. Она запретила себе чувствовать что-то. Она всегда прекрасно справлялась с этим. Так почему же тогда так гадостно и нечем дышать? Не хотел. Не хотел. Не хотел. Что она-то делает не так? В чем её вина? Что она пыталась быть с ним рядом не мертвой? Что он боится подпускать к себе живых людей?   

Её словно окатило ледяной волной. Она что, ищет ему оправдание? Её недостаточно сильно размазало? Сколько раз нужно ударить в спину, чтобы до нее наконец-то дошло, что не стоит поворачиваться ей к людям. Что не стоит вообще приближаться к ним так близко, чтобы они могли дотянуться.

Простить. Остаться. Не уйти. Как много для неё одной. Не умеющей делать ничего из этого.

Простить. Остаться. Не уйти. Обычно она и один из этих пунктов выполнить не в состоянии.

Но почему же именно сейчас так тяжело даже думать о том, что давно вошло в привычку? Почему именно сейчас так сложно солгать и притвориться? Может быть потому что она впервые не хочет этого делать?

— Я никогда не врала тебе, Барни. И сейчас не буду. — Шейд замолчала, внезапно зажмурившись, задохнувшись от резкой боли, пронзившей правую руку. Сделала глубокий вдох сквозь плотно сжатые зубы и, переждав пару секунд, продолжила на выдохе, — То, что произошло очень сложно простить, но еще сложнее понять. И я наверное схожу с ума, раз пытаюсь это сделать. Но я хочу этого, сама не знаю зачем. Я хочу тебя понять, Барни. Но тебе придется дать мне время. И объяснить. Очень многое объяснить.

Какая же она идиотка. Она действительно ищет ему оправдание. Она боялась остаться тогда, когда все было хорошо, а теперь ищет причины не уходить, когда здравый смысл буквально орет, что надо бежать сломя голову. Наврать. Наговорить всего, что Финч так хочет услышать. А не пытаться растолковать ему свои чувства и обиды. Дура. Сумасшедшая дура.

Шейд наклонилась чуть вперед, ловя взгляд Барни и вдруг недоуменно перевела глаза на куклу, примотанную скотчем к ладоням. Ей по-прежнему мерзко от необходимости держать её, но сейчас странно другое: кукла будто стала теплой. Хотя буквально секунду назад холодила пальцы. Нет, глупости, просто шалят нервы, раскалывается голова, вот и чудится всякая хрень.

— Но если ты хочешь, чтобы я осталась, я останусь. Я обещаю. Я и не собиралась уходить, Барни. Я так хочу, чтобы все было, как раньше. — она покачала головой, чувствуя, как слезы снова встают комком в горле. Закашлялась. Повела плечом, которое нестерпимо жгло. Сморщилась, когда снова прозвучало слово «бабуленька».

В голове внезапно что-то загудело с такой силой, что показалось, будто она сейчас лопнет, как перезрелая тыква. Думать о бабке Барни не хотелось, особенно сейчас. Особенно после того, что случилось несколько дней назад вечером, и Шейд еще никак не нашла для себя объяснение этому. Вот только мысли внезапно перестали её слушаться, словно кто-то перебирал их, небрежно раскидывая в разные стороны. На то, чтобы хоть как-то сосредоточиться, уходило столько сил, которых и так почти не осталось. Хотелось сжать виски ладонями, прекратить это странное ощущение. Но руки были связаны. А кукла уже не просто теплилась, она горела, обжигала руки, плавилась. Шейд буквально зарычала от боли, с трудом вспоминая слова.

— Барни. Я не вру тебе! Я готова повторить это Присцилле, черту, да хоть самому Дьяволу! Только я умоляю тебя! Убери от меня это! Больно! Очень больно, Барни! — она изо всех сил замотала перемотанными скотчем руками, пытаясь избавиться от куклы, которая, казалось, сжигала её пальцы до костей.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?