Гости постепенно начинали подтягиваться к месту автограф-сессии. Барбара, все еще не отошедшая от новости, которую узнала от Кэтрин, отрешенно стояла возле колонны, вполуха слушая увещевания Натали насчет завтрашней встречи в издательстве. Очень хотелось тишины, прохладного душа и съесть что-то, что желудок не потребует немедленно выплюнуть обратно. Оклик Бернарда, чей голос она мгновенно узнала бы из тысячи, заставил её вздрогнуть и рассеянно оглянуться.
Это действительно был он. Подошел сообщить об их уходе, рассыпаясь в извинениях и похвалах сегодняшнему празднику. Барбаре стоило немалых усилий, чтобы лишь вежливо улыбнуться ему и не прижаться сильнее, когда Берни вдруг в каком-то порыве приобнял её, целуя воздух возле щеки. Он уходил, а ей очень хотелось, чтобы он остался. Зачем? Барбара не знала ответа, или знала, но боялась признаться себе в этом. Лишь с горечью провожала взглядом его уходящего. И ненавидела Кэтрин, уходящую с ним вместе в этот момент так сильно, что сама пугалась такого чувства. Что интересно, она не подошла попрощаться с подругой. Обиделась? Кажется впервые Уилсон было наплевать на это.
— Между прочим, Бернард прав. — усилием заставив себя повернуться к Натали, заметила Барбара. — В этот раз мероприятие действительно затянуто. Надо помнить, что мы в первую очередь делаем праздник для детей. Пойдем?
К счастью оставшаяся часть мероприятия прошла без приключений. Барбара подписывала книги, фотографировалась, улыбалась. Мэтт перестал капризничать и увлек своих ровесников игрой в прятки. Кажется, всем было действительно весело и хорошо.

Вечером, уложив наконец Мэтта, они с Грегори сидели в гостиной. Шумел телевизор, демонстрируя какой-то матч по бейсболу на повторе, Уилсон обсуждал пришедших на презентацию знакомых, рассказывал, как встретил бывшего пациента, которому в прошлом году оперировал язву желудка. Барбара устало кивала, отговариваясь односложными репликами. Её раздражал шум, но просить мужа выключить телевизор она не хотела. Тогда придется разговаривать, а разговаривать она не хотела тоже.
Телефон неожиданно пиликнул оповещением о смс. Барбара бросила быстрый взгляд на экран и невольно улыбнулась. Бернард.   
— Это кто шлет тебе сообщения в такое время? Чему ты так обрадовалась? — Грег наконец-то дотянулся до пульта и переключил канал. Вместо гула стадиона и криков комментатора заголосил какой-то музыкальный спектакль.
— Натали прислала несколько отзывов о книге. — Барбара с трудом подавила в себе гневный порыв сказать мужу правду. Вдохнула глубоко, задержала дыхание. Сосчитала про себя до десяти. Вроде отпустило. — Сделай, пожалуйста, потише. Мэтт проснется.
— Не проснется. Он сегодня вымотался так, что из пушек стрелять можно. И ухом не поведет. — Грегори улыбнулся и, выключив телевизор, подошел к жене, присаживаясь рядом и приобнимая её за плечи.
— Не сегодня, Грег, я очень устала. День был выматывающим. Извини. — Барбара впервые пришла в ужас от такой непосредственной близости мужа. Ей не хотелось, чтобы он прикасался к ней. И ей было плохо от того, что это ощущение пришло так внезапно и так резко, что она не успела к нему подготовиться. — Я пойду спать, хорошо? Доброй ночи.
Чмокнув мужа куда-то в висок, она поспешно вышла из гостиной, сжимая в руке телефон.
На встречу к Бернарду Барбара ехала не просто с тяжелым сердцем. Ей казалось, что на неё свалилась многотонная гора, которая вдавливает её в землю, заставляя замедлять шаг и сбрасывать скорость. Ей очень хотелось остаться с ним наедине, чтобы все было как раньше. Хотя бы как раньше. Но так уже не будет. Кэтрин добьется своего, в пробивных качествах подруги Барбара не сомневалась. А она запуталась настолько, что совершенно не знает как ей поступить с информацией, которую она узнала. Рассказать? Так честнее по отношению к Бернарду, но она дала слово Кэт. И может это действительно их шанс на сохранение семьи. Барбара просто не сможет взять на себя такую ответственность, чтобы решать кому кого любить или ненавидеть. Она может распоряжаться только тем, что касается её саму. И даже несмотря на то, что обстоятельства в жизни Бернарда серьезно поменялись, в своей решимости поделиться с ним этой правдой Барбара не пошатнулась. Ну или думала так, пока шла по коридору к заветной двери в номер.
— Привет. — она не успела договорить, как оказалась в его объятиях. Таких близких, таких знакомых и привычных, что казалось они и не разлучались. Не было этого десятидневного перерыва, не было недомолвок и не было Кэтрин с её дурацкой ложью.
Он целовал, а она снова не находила в себе сил отстраниться. Он целовал, а она отвечала на его поцелуи. Он обнимал, а она прижималась сильнее, подаваясь вперед, словно боялась, что он вдруг отпустит. Совсем не так она представляла эту их встречу. Не с этого им следовало начинать. И совершенно другой реакции Барбара ждала на свое появление. 
— Берни, пожалуйста, подожди. — она порывисто отстранилась, чувствуя, что еще немного и у нее уже не останется сил сопротивляться его напору и собственному искушению. Замерла, перехватывая его ладони и не отпуская их. Боялась отпустить. Вдруг он решит, что она отказывается от него? Сердце билось где-то в районе горла, дыхание сбилось. — Мне надо тебе сказать очень важное.
Она запнулась на мгновение, подбирая слова. Заготовленная еще вчера речь внезапно показалась ей такой глупой и неуместной, что не выдерживала никакой критики. А сказать хотелось очень многое. Что она соскучилась, что она беспокоилась, когда он перестал выходить на связь. Что ей его не хватает. Что она закипает от одной мысли о Кэтрин, которая находится с ним рядом. Что...
— ... я жду ребенка. И он твой. — сбросила груз с плеч. Разделила его пополам. Легче не стало, но стало честнее. Хоть на одну толику меньше вранья, в котором она живет последние месяцы. — Я ничего не прошу и не требую от тебя. Но считаю, что ты имеешь право это знать.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Барбара так много раз за последние дни прокручивала в голове этот разговор, что казалось знает заранее все детали и мельчайшие подробности. Интонации, слова и выражения лиц. Она старалась предугадать практически все: любую реакцию, любую фразу, любую обиду — вольную или нет. Она пыталась хоть как-то защитить себя от того, что может услышать и почувствовать. Барбара прекрасно понимала, что несет эту информацию человеку, который к ней совершенно не готов. И то, как он к ней отнесется, может совершенно не соответствовать её личным ожиданиям. И между тем, пусть в сложившейся ситуации виноваты они оба в равной степени, в силах Барбары хоть немного сгладить острые углы.
И вот за всем этим ворохом возможных сценариев она оказалась абсолютно не готова вот к такой искренней радости, проявленной Бернардом. Замерла в его объятиях, но в следующую секунду расслабилась, выдохнула, засмеялась. Словно та самая многотонная гора на плечах внезапно стала размером с небольшой холм. Он словно не ждал от неё никаких объяснений. И внутри все трепыхалось и ликовало. И Барбара не смогла не улыбаться ему в ответ и не смогла не упиваться его поцелуями снова, то такими напористыми поначалу, то удивительно нежными и заботливыми.
Но все же он спросил. Когда эмоции немного поутихли, а разум взял верх над чувствами. Отстранился, стушевался. И пусть во Вселенной Барбары этот вопрос был, пожалуй, наиболее логичным со стороны Бернарда, её все равно обдало холодом и она поспешила встретиться с ним взглядом. Ей вдруг стало страшно. Что если она увидит в его глазах надежду? Но вроде нет, там лишь растерянность и постепенное осознание серьезности ситуации.
— Я уверена, Берни. — её голос звучал тихо, но твердо. — Если бы я сомневалась хоть на малую долю, я бы не пришла к тебе с этим.
Может быть следовало сказать, что она была у врача, что у нее на руках результаты анализов и любые медицинские подтверждения, но ни унижаться самой и оправдываться, ни унижать Бернарда, считая, что он ей может не поверить, Барбара не хотела, поэтому промолчала. Просто проследила взглядом за Ричардсом, севшим в кресло. Чуть нахмурилась от того, что он показался ей слишком бледным. Впрочем, новость действительно была из разряда тех, что способны оглушить. Ничего удивительного.
— Конечно. — она кивнула, прикусывая губы, все еще горячие от недавних поцелуев. Осторожно присела на край кровати, складывая ладони на коленях и вдруг почувствовала себя ужасно неловко. Может стоило бы уйти? Оставить его одного, не давить своим присутствием. Но уходить не хотелось. Она так ждала этой встречи, она так скучала по ощущению этой теплоты и близости, которую дарил ей Бернард, что просто не способна потерять это все в один миг. И сомневаться в его первом порыве не приходилось. И даже если он сейчас позволит рациональному и разумному взять верх, он уже дал Барбаре уверенность в её собственном решении. Пусть даже рядом с ней после этого не останется ни Бернарда, ни Грегори. Она знает что хочет.
— Берни, послушай, я не пришла сюда с целью ставить тебе какие-то ультиматумы или разрушать твою семью, особенно сейчас, когда... у вас все стало налаживаться. — да, тут должна была быть фраза о том, что Кэтрин беременна, но Барбара не смогла заставить себя произнести её. И собственная мягкотелость раздражала даже сильнее вранья бывшей подруги. — Просто я так устала от лжи. А лгать тебе я и вовсе не могу. Но и принимать какие-то решения одна я тоже не имею права. И все, что я знаю точно, как бы там ни было дальше, это то, что я хочу этого ребенка. И очень его люблю. Вот, пожалуй, и все.
Барбара хотела встать, но голова кружилась, поэтому она просто дотянулась до своей сумки, лежащей на краю кровати и, достав бутылку воды, сделала несколько глотков. Не хватало еще в обморок упасть, для полной драматичности ситуации. Нет, не станет, просто посидит минуту и пойдет.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Бернард молчал. И чем дольше продолжалось его молчание, чем сильнее и ярче на его лице менялись одна за другой эмоции, тем сильнее внутри Барбары все сжималось предчувствием неизбежного. Тем отчетливее она понимала что произойдет дальше. И тем горше становилось это понимание.
— Нет, — сухо отрезала она, когда Берни наконец заговорил. — Ты не имеешь права просить меня о таком, но даже если попросишь, то я этого все равно не сделаю. Но и извиняться тебе не за что. Твоей вины здесь нет. То, что случилось, случилось потому что мы оба этого хотели. И моя ответственность здесь не меньше твоей. Но я не жалею ни о чем.
Она с трудом проглотила комок, вставший в горле. Как бы Бернард не пытался сгладить сказанное, у него не получалось. Было только хуже. Особенно после первого его порыва. Как же остро сейчас ощущался этот контраст между его словами и поступками.
— Прости, гормоны шалят. Не обращай внимания. — Барбара лишь успела закрыть лицо ладонью, растирая переносицу и чуть откидывая голову назад. Потом снова достала дрожащими пальцами бутылочку с водой. Сделала глоток, выдохнула и попыталась взять себя в руки.
— Не обижай меня такими предложениями, пожалуйста. — она положила ладонь на шею, сдерживая подступившую к горлу тошноту. От слов Бернарда гудело в ушах и неприятно стучало в висках. Каждое из них словно резало по живому, но ведь она знала, что так будет. Знала, что идет сюда в последний раз, сама предполагала такой исход событий. И все равно было больно и тоскливо. — Мне никогда не было от тебя нужно ничего, кроме тебя самого. А сейчас и тем более. Я в состоянии позаботиться о себе и своих детях самостоятельно.
Лукавила, потому что понятия не имела что там будет дальше. Мыслей в голове был такой рой, что вычленить из них хоть одну ясную и разумную не представлялось возможным. Барбара вдруг ощутила себя ужасно одинокой, именно здесь и сейчас, когда рядом тот единственный, пожалуй, человек, с которым она, впервые за несколько лет, чувствовала себя такой нужной и желанной. И вот он с каждым словом становится все более чужим и холодным, отдаляется и почти уже потерялся из виду. На глаза снова набежали слезы, которые Барбара поспешно смахнула, пользуясь тем, что Бернард не смотрел на нее в этот момент.
Нужно было просто встать и уйти, сохранить еще остатки достоинства, если оно вообще может быть у любовницы. Принять выбор, который был правильным и верным, даже если не нравился ей. 
— Я тебе совру, если скажу, что мне все равно. Я тебе совру, если скажу, что наши встречи и ты не стали для меня чем-то большим, хотя я сама приняла правила этой игры и не планировала их менять. Но я благодарна тебе за честность. Это лучшее, что ты мог сделать для меня.
Барбара поднялась с кровати, перекидывая сумку через плечо и до хруста сжимая пластик бутылочки из-под воды в пальцах. Голова кружилась, хотелось лечь и лежать с закрытыми глазами долго-долго, пока боль не уйдет, но её впереди ждал еще долгий разговор с Грегори. И он тоже не сулил ничего хорошего. Но и отложить его она больше не могла, соблазн малодушно смолчать был уж слишком велик, особенно сейчас. Барбара сделала лишь один шаг по направлению к сидящему Бернарду и протянула ему руку:
— Была рада знакомству, мистер Ричардс. 

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Все то время, что она ехала из отеля домой, Барбара даже не пыталась сдерживать бежавшие по щекам слезы. Если она еще пять минут побудет сильной, то просто не выдержит, свернет руль в ближайшее дерево и закончит все одним мгновением. Чертовы гормоны! Столько мыслей в голове, но ни одной, за которую можно было бы ухватиться, как за спасательный круг. Ни одной, которая хотя бы смутно проясняла то, что будет дальше.
Как она вообще докатилась до такого унизительного положения? Ни жена, ни любовница, ни любимая. Все везде наполовину. И это в жизни той, для кого стабильность и уверенность в завтрашнем дне всегда были основополагающими.
Она припарковалась возле дома и долго разглядывала свет в окнах своей квартиры. Надо было бы привести себя в порядок, выпить воды, умыться. Но сил не было абсолютно ни на что. Барбара только чувствовала, что каждая секунда проведенная ей здесь все больше расшатывает и без того хрупкую уверенность в том, что она собирается сделать. Она взяла сумку, глубоко вздохнула и вышла из машины. Пусть так, с опухшими от слез глазами, с раскрасневшимися губами, все еще хранившими на себе след его последнего поцелуя, срывающимся голосом и совершенно спутанными мыслями. Пусть так. Она до тошноты устала от вранья.
— Ты дома? — Грегори высунулся из кухни, вытирая руки о полотенце. — А я сегодня пораньше. Мэтта мама забрала. Поэтому... что-то случилось?
— Случилось. Нам надо поговорить.
Барбара шагнула из темноты прихожей в яркий свет и замерла, разглядывая несколько рисунков сына хаотично прилепленных на магнитики к холодильнику. Внутри что-то очень больно щемило, а еще она никак не решалась посмотреть в глаза мужа.
— Что случилось? Не молчи. Кто-то умер? Почему ты плачешь?
— Никто не умер. И я уже не плачу. — Барбара с трудом заставила себя перевести взгляд. — Грег. Я изменила тебе с другим мужчиной.
— Что прости? Барбара, тебя кто-то обидел? Изнасиловал? Скажи мне кто? Мы пойдем в полицию. Тебе нужна медицинская помощь? — Грегори схватил жену за плечи, пытаясь разглядеть на ней ссадины или какие-то другие увечья.
— Прекрати! — Барбара вывернулась из его рук и отпрянула в сторону. — Никто меня не насиловал. Я сама, понимаешь? Сама. Я так захотела! Это был мой выбор! А еще я жду ребенка от этого человека.
— Ты делала тест?
— И не один. А еще ездила в клинику. Но не в твою. И у меня на руках анализы.
— Ты собираешься уйти к нему? — голос Грега стал бесцветным и тихим.
— Я? Нет... Я не знаю. Нет. Я запуталась. А еще я устала тебе врать и больше не могу. — Барбара отшвырнула сумку на стол и села, закрывая лицо ладонями. Сказала. Смогла. Но легче не стало ни на йоту. Она ждала реакции мужа, но он молчал. И тишина, внезапно повисшая вокруг, угнетала так сильно, что хотелось заорать, лишь бы её нарушить.
Барбара осторожно отвела руки от лица и подняла глаза. Грегори стоял, прислонившись к стене и молча смотрел куда-то вдаль отрешенным взглядом. Барбара сделала судорожный вдох и почти прошептала:
— Прости. — она опустила голову. Смотреть на мужа было невыносимо.
Снова эта давящая тишина, длившаяся минуты три. И голос Грегори, нарушивший её внезапно, заставивший Барбару вздрогнуть.
— Хорошо. Я понял. Ты голодная?
— И все? Это все, что ты хочешь мне сказать или спросить? 
— Нет. Не все. Завтра нужно съездить в нормальную клинику и убедиться, что с вами все в порядке. Я возьму выходной.
— Грег, ты кажется не понял что я только что тебе сказала. Это не твой ребенок.
— Он твой. А ты моя жена. И раз это остается неизменным, значит это и мой ребенок тоже. — Грегори отлип от стены и подошел к холодильнику. — Тебе надо умыться, а я разогрею ужин.
— Я не голодная... пойду спать.
Барбара ушла в комнату и переоделась. Долго стояла под душем, смывая с себя всю грязь сегодняшнего дня. Потом осторожно накинула халат и выглянула из ванной. Грегори не было. Свет горел в гостиной. Барбара осторожно вышла и закрылась в комнате сына. Она категорически не понимала что происходит. Она ждала совершенно другой реакции на свое признание. И словно не чувствовала себя спокойной, хотя лжи в ее жизни стало меньше. И это ощущение давило сверху могильной плитой. Может она что-то не так сказала? Не достаточно ясно объяснила? Может Грегори принял это все за шутку? Дурной розыгрыш?
Но ни на следующий день, ни через неделю в поведении мужа и жизни Барбары ничего не изменилось. Он отмахивался от любых попыток поговорить на эту тему и вел себя так, словно ничего не произошло. Они съездили в клинику, сдали повторные анализы и теперь уже вся больница поздравляла их с будущим прибавлением. Грегори принимал восторги коллег, раздавал рукопожатия и обещания. Барбара молчала и мечтала провалиться сквозь землю.
Она вообще ни с кем не хотела разговаривать. Отменила все встречи, свесила часть задач на Натали и, оправдавшись плохим самочувствием, заперлась дома. Пыталась работать, читать, проводить больше времени с сыном. Иногда принимала редкие звонки знакомых. Чаще от Кэт, которая с каким-то неуемным желанием пыталась вытащить Барбару то в кафе, то на какую-то вечеринку, то еще куда-то. Но безрезультатно. Уилсон просто не была готова покидать свою раковину и пряталась в нее каждый раз, когда вокруг происходило какое-то движение.
И не зря. Праздник Мэтта, который Барбара готовила едва ли не за полгода, стал для нее сущим испытанием. Куча друзей, знакомых, родни. Кэтрин, к счастью явившаяся без Бернарда. А еще Грегори, объявивший теперь уже кажется всему миру о том, что они скоро станут родителями. И Мэтт, так искренне обрадовавшийся новости о том, что у него скоро будет братик или сестренка.
Барбара улыбалась, как могла. Общалась, как могла. Принимала поздравления и повышенную дозу внимания, от которой ей хотелось выть. А еще Грегори, который кружил вокруг нее словно в их медовый месяц. И раздражал, раздражал, раздражал. Он словно издевался над ней, заставляя чувствовать себя еще больше виноватой, чем она уже была. Излучал любовь, заботу, поддержку. А Барбара могла излучать только разочарование и боль, а еще ненависть к себе за то, что ей не хватило решимости довести разговор с мужем до конца. До той самой черты, за которой наступает точка невозврата и все решается либо в одну, либо в другую сторону. И мужества сделать этот шаг у нее нет.
Вечером у нее случился нервный срыв. Она рыдала, билась в истерике, рвалась куда-то, сама не понимая куда. Грег решительно вкатил ей успокоительное и, завернув в плед, отвез в клинику. Она устала, перенервничала, да еще в положении. Главное, чтобы ребенок был здоров. О чем врачи и позаботились, продержав Барбару под присмотром целую неделю. Домой она вернулась в полной апатии ко всему происходящему, посеревшая и похудевшая. Впервые за долгое время осталась одна, хотя Грег звонил буквально каждые полчаса. И, кажется, даже приехал в самый разгар рабочего дня.
— Со мной все в порядке! — Барбара раздраженно распахнула дверь, совершенно не ожидая увидеть там Кэтрин. Выдохнула, попыталась вымучить из себя улыбку и чуть отошла в сторону, пропуская подругу в квартиру. — Привет. Извини, думала, что это Грег. Он буквально задушил меня заботой.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Кэтрин пришла очень невовремя, но Барбара все равно обрадовалась её приходу гораздо сильнее, чем окажись на её месте Грегори. Ей не хватало её, не хватало того времени, когда они были по-настоящему близки, когда любая мелочь, даже самая второстепенная, имела значение, если о ней хотелось рассказать подруге. И со стороны Кэт ничего не поменялось. Пришла, трещит себе про восковые полоски, шутит, заполняет собой все вокруг. Вносит хаос и движение. Все как раньше. Все проблемы были в Барбаре. 
— Столько всего, Кэт. Ты вынесла весь магазин? Настоящий пир. Особенно после больничной еды. — Уилсон оглядела ассортимент, разложенный на столе, старательно проигнорировав вопрос про токсикоз. Если бы все проблемы сводились только к тошноте по утрам и общему недомоганию. Но это были лишь малозначительные неудобства, которые практически уже сошли на нет. К тому же Кэтрин была права, в прошлый раз это совершенно не мешало наслаждаться жизнью и осознанием, что скоро в мире станет на одного человечка больше. Барбара, вопреки всем приметам и суевериям, готовилась к рождению сына как и все его последующие Дни Рождения — сильно заранее. Скупала одежду, игрушки, развивашки и прочую ерунду. А теперь ей словно стыдно было выйти на улицу, словно на ней и её будущем ребенке стояло яркое клеймо, которое мог увидеть любой желающий. Нет, проще было сидеть дома и никуда не выходить. Так хотя бы остатки нервов были в сохранности.
— А вот это и правда хорошая новость, Кэт. Прости, я все пропустила. — выдохнув, повинилась Барбара.
Она чуть отвернулась, стряхивая невидимую соринку со стола. Смотреть в глаза подруге было невероятно тяжело, а все сказанное ей резало по-живому.
— Ребенка? Нет, не думай так, я хочу этого ребенка. Просто он... — Барбара осеклась, подбирая слова. Они давались очень сложно, особенно в разговоре с Кэт. Поэтому она и избегала общения с ней, хотя ей его так не хватало. — Просто как-то случилось все не в то время. Я устала. Грег кружит вокруг, словно я сделана из фарфора. Но это я придираюсь, конечно. Не обращай внимания.
Барбара поджала губы, скрещивая руки на груди. Ей так хотелось хоть с кем-то поговорить, обсудить случившееся, получить совет или хотя бы поддержку. Да черт с ним, даже пусть ее ругают, все равно сильнее, чем она сама не сможет никто. Вот только разговаривать было не с кем. Грегори избегал любых попыток жены начать разговор, с матерью даже не стоило и пробовать, с Натали они никогда не были столь близки, а идти к психологу было просто стыдно. Но у Барбары до этого всегда была Кэтрин. Вот уж с кем можно было обсудить то, что ни одна живая душа не должна была узнать никогда. И вот и Кэт у нее больше не стало. Не станешь же просить у подруги совета как поступить, если переспала с её мужем и ждешь от него ребенка? Барбара прекрасно понимала, что для нее такая новость станет настоящим ударом. Но может быть и решилась рассказать, если бы не Бернард. Он ясно дал понять, что любит жену и не хочет разрушать их брак. Уилсон не должна вмешиваться. Не имеет права принимать такие решения одна.
— Что такое... — эхом повторила она за Кэтрин, с трудом проглатывая комок в горле. Перевела взгляд на коробку с её любимыми эклерами, принесенную подругой. Сморгнула внезапно подступившие к глазам слезы и выдохнула. Потом вдруг порывисто сделала шаг вперед, обнимая Кэт. — Мне ужасно тебя не хватало. Прости меня, пожалуйста. Мне иногда кажется, что я схожу с ума и все вокруг происходит не со мной. Прости.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

От того что Кэтрин была такой понимающей и поддерживающей, на душе становилось еще паршивее, а слезы текли сильнее, переходя то в громкие надрывные рыдания, то в судорожные подвсхлипывания, когда сил уже совсем не оставалось. Но плакать было хорошо, Барбара давно не плакала, к тому же когда ты бьешься в истерике нет нужды объясняться почему. Кэт за все то время, что Уилсон оставляла влажные разводы на плече её модной дизайнерской блузки, прекрасно справлялась сама, забивая эфир разной болтовней, шутками и прочими бесполезными, но крайне милыми штуками. И каждый раз когда они достигали цели, Барбару накрывало очередной волной вины и жалости к себе вперемешку, что выливалось в новый виток рыданий, пока слезы и ресурсы организма окончательно не иссякли.
— Угу. — кивнула Уилсон на предложение воды и икнула, дождалась подругу, взяла бокал, невольным смешком отмечая, насколько Кэт бывает оригинальна в подаче таких обычный мелочей. Выпила воду залпом и, отставив бокал на журнальный столик, села на диван, вытерев щеки подолом своего домашнего платья.
После такого обильного потока слез, выжавшего из измученного организма остатки сил и эмоций, наступило что-то вроде апатии. Барбаре очень хотелось тишины и было достаточно простого присутствия Кэтрин рядом, чтобы на секунду представить что все как прежде, она не носит под сердцем ребенка от её мужа, а это обычная посиделка с подругой. Но Ричардс всегда стремилась докопаться до сути, поэтому она не стала дожидаться, пока Уилсон придет в себя, а сразу пошла на очередной виток вопросов, попадая, как обычно, точно в цель.
— Грегори? Нет, он замечательный. Да, увивается, заботится, оберегает. Он просто волнуется обо мне и ребенке, ничего более. — равнодушным голосом, словно заученный текст, проговорила Барбара и ощутимо вздрогнула, когда где-то в недрах дивана уведомлением о смс-ке тренькнул телефон. К горлу подкатил комок.
— С бейбиком? — эхом повторила Уилсон...
В висках застучало. Что не так? Какой правильный вопрос. Только формулировка хромает. Не с ребенком что-то не так, а с ней, с Барбарой. Что? Да все. Абсолютно все. Она обманывает, предает, рушит, топчет ногами все, что когда-то было ей дорого.
Телефон снова подал звуковой сигнал. Уилсон бросила на него ненавидящий взгляд. Ну сколько можно? Неужели хотя бы на час нельзя просто оставить её в покое? Еще одно уведомление и она разобьет его о стену. 
— Господи, Кэт. Да это не Грег натворил, а я. Понимаешь, я?! — Барбара зажмурилась от внезапно поглотившего её ощущения брезгливости. К самой себе. Она сама была себе противна до тошноты. Захотелось снова заплакать, но слез не было. Её трясло, и был только нервный надрывный смех, перемежающийся несильными ударами кулака о диванную подушку. — В нашей семье, если это еще можно назвать семьей, паршивой овцой оказалась я. Как иронично, правда? Я столько лет была такой правильной. Так пыталась уберечь все вокруг себя, что не заметила, как сломала. Сама. Своими руками. Здесь нет вины Грега, ни в чем. Ни в его долбанной работе, ни в его внезапной внимании, от которого я задыхаюсь, будто он душит меня. Ни в том, что он весь такой идеально-правильный, не придерешься. Спаситель человечества. Мессия, без которого мир рухнет в черную дыру. А виновата я. Я та дрянь, вот так вот бывает. С моим ребенком все так. Мне кажется, что будет мальчик. Я чувствую это. Такой хороший, умный, красивый, серьезный, рассудительный, знающий как надо. Весь в отца. Вот только его отец не Грег, понимаешь? Забавно, правда?
Барбара громко расхохоталась, утыкаясь лицом в диванную подушку. Телефон перестал присылась уведомления и радостно зазвонил, высвечивая на экране фотографию улыбающегося Грегори в белом больничном халате.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?