Поцелуй остался лишь металлическим привкусом крови на губах. Но крепкая хватка рук Барни ослабла, выпуская Шейд на волю, давая возможность глотнуть воздуха. Она сморщилась, прижимая руку к груди, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Отступила на полшага назад. Ждала, что Финч что-то скажет, но он молчал и просто смотрел. И по взгляду его очень сложно было что-то понять — он просто казался до ужаса пугающим. Странным, замороженным, затравленным, но в то же время притягивал к себе не давая отвести глаза. Словно гипнотизировал, потому что все происходящее потом Шейд запомнила очень смутно.
В какой момент Барни оказался так близко? В какой момент его рука легла на ее горло, перекрывая доступ воздуха? В какой момент они оказались на полу, и Шедоу оставалось лишь разглядывать белесое пятно потолка в бессмысленных попытках вырваться из мертвой хватки? И почему сегодня не взрываются лампочки, когда это так нужно? У Шейд не было ответа ни на один из этих вопросов, было лишь судорожное желание сделать вдох и нелепые движения тела, которые она никак не могла скоординировать во что-то, способное дать отпор.
Воздух в легких заканчивался. Перед глазами все подернулось пыльной дымкой. Зловонное дыхание старухи с косой ощущалось совсем рядом. Но страха не было. Шейд никогда не боялась смерти. Она её ненавидела, винила, ругала, высмеивала, но не боялась. Знала, что дальше для неё только пустота и кромешная тьма, что для неё нет ни Ада, ни Рая. Что чужая здесь, она останется навсегда чужой и там, за той чертой.
И поэтому страха не было. Его место заполнила жгучая обида. Горькая, надрывная. Она полоснула внутри и сжалась в горле комком, выливаясь наружу тонкой полоской слез. Шейд шагнула в бездну. И бездна глотала её целиком.
Она еще цеплялась, инстинктивно впиваясь пальцами в руку Финча. Мозг, лишенный кислорода, работал нехотя, с каждой секундой угасая. Стены комнаты едва заметно колыхались, словно водоросли в толще воды. Финч что-то бормотал себе под нос, Шейд не слышала слов, только монотонный, равномерный гул. Он успокаивал, засасывал в себя все глубже. Она еще пыталась ухватиться за что-то: руками, взглядом, ощущением, но туман все гуще обволакивал сознание. Еще одна попытка сделать вдох и свет померк, погружая Шейд в темноту.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Чернота оказалась разноцветной. Она разбегалась в разные стороны причудливыми узорами калейдоскопа, рассыпалась кусочками пестрой мозаики, врывалась в сознание картинками из жизни, казавшейся Шейд не настоящей, словно это все было далеко и не с ней. Но образы были осязаемыми, они двигались, дышали, жили, окружали её и затягивали в свой водоворот...

Молния сверкнула в черноте неба, огромные волны захлестнули палубу, и пришлось крепко вцепиться в канаты. Безжалостный океан швырял их кораблик из стороны в сторону. Ветер рвал паруса.
— Капитан! Там огромная волна, капитан! — темноволосая девчонка лихо спрыгнула с трухлявого ящика с воткнутой посередине палкой, на которой понуро болтался самодельный пиратский флаг из старой футболки. Капитан, он же огромный черный кот с ярко-желтыми глазами, спокойно сидел на садовом кресле, заменяющем ему капитанскую рубку. Он грозно смотрел в лицо гибельной волне, и ни тени страха не было в его взгляде.
— Матросы! Стопорите паруса! Укрепляйте такелаж! — и хоть матрос на палубе был всего один — рыжеволосая малявка, лет четырех. Но она, следуя указаниям старшей подруги, послушно что-то укрепляла и стопорила, перетаскивая по палубе то бельевую веревку, то порезанную в двух местах шину, которую они вдвоем прикатили от мусорных баков на углу.
— Наши трюмы заливает, капитан!
Океан раззявил свою черную пасть и...

... все вокруг разлетелось сотней переливающихся брызг. Картинка сменилась. Теперь Шедоу рисовала в большом светлом зале. С наслаждением вдыхая привычный запах краски, она сделала пару движений кистью и оглянулась на высокого мужчину в строгом костюме и с легкой проседью в волосах. Она не помнила его лица, оно было размыто, но помнила его интонации и уверенный тон. Он подошел ближе и внимательно и долго рассматривал рисунок, чуть склонив голову набок.
— Вы отлично передали свет и тень, — наконец произнес он одобрительно, и Шейд ощутила, как внутри разлилась теплая волна удовольствия. — Вы действительно не лишены таланта.
Она хотела что-то сказать, но отвлеклась, прислушавшись. Откуда-то сбоку доносились голоса. Они звучали на разные лады: радостные, тоскливые, звонко спорящие и печально напевающие странные мелодии, рассказывающие смешные истории и надрывно плачущие о чем-то своем потерянном. Они сливались в один монотонный гул. И где-то вдалеке, среди этого общего шума, Шейд несколько раз слышала свое имя. Кто-то звал её, очень настойчиво, горестно, жалобно. Она хотела откликнуться, но каждый раз голос ускользал до того, как у нее получалось это сделать.
А потом из хаотичных пестрых линий, из ярких пятен, расползающихся замысловатыми рисунками, вынырнула мама. Она была в своем домашнем платье с крупным поясом, пахла чем-то сладким, улыбалась и протягивала руки навстречу дочери. И все вокруг перестало иметь смысл. Но как бы Шейд не хотела, она не могла дотянуться до нее. Всякий раз когда их пальцы почти соприкасались, что-то разделяло их невидимой стеной. Но даже это не имело значения. Мама была здесь, рядом. Смотрела ласково и немного грустно. И молчала, но от молчания этого внутри все наполнялось удивительным спокойствием и радостью. И так хотелось, чтобы это мгновение длилось вечность...

Шедоу сделала глубокий вдох и открыла глаза. Будучи еще под впечатлением от встречи с мамой, еще путая сон с явью, она медленно пару раз моргнула, пытаясь понять, почему кровать в её комнате так грубо впивается в лопатки чем-то ледяным и твердым. Зато что-то теплое касалось щеки и это было приятно. Она чуть повернула голову, скользнув взглядом по знакомому лицу, совсем близко от нее.
— Барни. — прошептала, улыбаясь и пытаясь привстать. Но в груди все сжало спазмом, и Шейд зашлась в приступе яростного кашля, раздирающего гортань. В нос ударил смрадный запах. В голове зашумело. И воспоминания бурлящим потоком хлынули на нее, обдавая холодом и погружая в пучину беспросветного мрака. Пожар, обгорелые куклы с пустыми глазами, ночевка у Марты, возвращение домой, Барни, поцелуй, яркое пятно потолка в отблесках угасающего сознания. Стало трудно дышать, как будто рука Финча все еще сжимала ее горло. И вернулось то самое саднящее чувство обиды, перекрывающее все прочие. Обиды на него, обернувшегося монстром именно тогда, когда она была наиболее беззащитна. На себя, за то что позволила себе показаться уязвимой. На весь мир. Просто потому что в нем существовали и этот город, и это место, и этот человек.
Захотелось утереться. Сбросить с себя его прикосновения. Она чувствовала себя грязной после них. Но руки не слушались. Мышцы в плечах сводило судорогой и впору было решить, что рук и вовсе нет, если бы пальцы не ощутили, что держат что-то твердое и прохладное. Впиваются в это очень крепко и не могут отпустить. Шедоу медленно опустила взгляд, с трудом осознавая, что она лежит не в своей комнате, а на металлическом столе. Что это за место? Прозекторская? Ну да, как символично. И так глупо. И как же больно!
— Почему я здесь, Барни? Что ты делаешь? — разочарование в голосе Шедоу скрыть и не пыталась. Лучше бы она не просыпалась, а осталась там, с мамой. К глазам подступили злые слезы и она зажмурилась, пытаясь избавиться от них.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Её колотил озноб. От страха, злости, а может просто здесь не было места живым, поэтому холод намертво пропитал эти стены. Финч отошел и стало чуть легче дышать, хотя зрение еще мутилось. Да и все еще в принципе ощущалось так, словно происходило в дурном сне. Его голос доносился до нее издалека. Он что-то говорил, даже оправдывался, а ей было просто горько. Так, что даже вкус собственной крови во рту вызывал отвращение. 
Тело затекло от лежания в неудобном положении. Воспользовавшись моментом и понадеявшись, что Финч потерял бдительность, Шейд попыталась пошевелиться и, сделав рывок, села на столе. Между лопаток заныло, а голова от такой резкой смены положения тела, закружилась так, что на мгновение все вокруг оказалось в огромном водовороте. Барни заорал на нее, но Шейд в эту секунду было плевать. Она разглядывала свои руки, замотанные скотчем. Вернее куклу, намертво закрепленную этим скотчем у нее между пальцами и пыталась справиться с омерзением. И переполняющим чувством гнева. Снова эти ебаные куклы. Как жаль, что они не сгорели все, до единой. Как жаль, что она тогда позволила себе даже на секунду испытать к ним жалость. Для того, чтобы держать сейчас одну из них не имея даже возможности швырнуть ее об стену. Уж лучше бы он примотал к ней ядовитую змею.
Скривившись и передернувшись всем телом, она медленно перевела взгляд на скальпель, который теперь Финч держал в кулаке. Задушить её не вышло. Еще варианты? Злость росла в ней, ширилась, множилась. От каждого его движения, от каждого слова, от каждого обвинения, брошенного в её адрес. Ну нет, у него не получится заставить ее думать, что все происходящее - её вина.
— Все было не так! — кричать было больно. Дышать было больно. Из легких будто выкачали весь воздух и теперь Шейд задыхалась от малейшего усилия. — Я всегда говорю правду! А ты? Что ты говорил мне? И где я теперь, блять!
Она сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух сквозь плотно сжатые зубы. Да, сейчас бы сорваться и спровоцировать психопата со скальпелем в руках. Хотя она не была уверена, что он в целом её слышит. Голоса в его голове явно перевешивали. Кто там? Еще одна мертвая бабка? Стоило бы догадаться, что от человека, жизнью которого управляет давно отбросившая коньки родственница, не стоит ждать ничего хорошего. Он что-то орал, плакал, бил себя кулаками по голове и, наконец, притих сжавшись в углу. Но Шедоу не испытывала к нему больше ни жалости, ни сочувствия. Не хотела испытывать. Словно пыталась где-то внутри нажать на кнопку «mute». Чтобы пустота. Только небольшой укол надежды. Вдруг в этих заклинивших намертво мозгах что-то сломается, но уже в обратную сторону? В конце концов её не задушили до конца и не всадили скальпель в горло сразу же. В такой ситуации даже это уже походило на успех.
Но потом Финч заговорил, и по её спине прокатилась волна очень неприятных мурашек. Так вот что он имел ввиду тогда, в ночь их первого знакомства, когда она увидела этих жутких кукол в его комнате. Он сказал, что они ему понравились и он захотел оставить их себе. Как захотел теперь оставить себе её. Как? В виде такой же мерзкой куклы? Сколько людей, так же как она, лежали на этом столе со связанными руками? Может это они орут в голове Финча? И что дальше заготовлено для нее? Пытки? Кровавые ритуалы? Жертвоприношение?
Шедоу затошнило от ужаса. Сколько раз она шутила, что такие как она никогда не заканчивают жизнь в уютной постели, в окружении внуков. Но, блять, она не это имела ввиду!
— Барни. Поговори со мной, пожалуйста. — Шейд снова зашлась в кашле, проглотила вязкую слюну и облизала пересохшие губы. Очень хотелось пить. По горлу словно несколько раз прошлись наждачкой. — Я же не ушла насовсем. Подумай, Барни. Если бы я хотела уйти — меня бы сейчас здесь не было. А я вернулась. К тебе. И когда ты не хочешь, чтобы человек уходил, ты просто говоришь ему об этом. Не обязательно, чтобы все было так.
Шедоу, поморщившись от боли, чуть подняла смотанные скотчем руки, стараясь не смотреть на куклу, лежащую у нее в ладонях. От одного взгляда на нее внутри поднималась волна отвращения и гадливости, а голову захлестывала тупая ярость. Но ей надо было быть спокойной и убедительной. Ей нельзя было сорваться, нельзя, чтобы голос дрогнул, а Финч хоть на секунду заподозрил её в неискренности. Хотя, блять, какая неискренность? Еще час назад она бы обрадовалась, услышав от него такое. Она сама была почти готова остаться. Но как же она хреново разбирается в людях, если впервые за шесть лет позволила себе начать испытывать привязанность, выбрав для этого сраного маньяка. Дура! Тупая дура и идиотка! 
— Я попросила Стэна забрать тебя всего на пару дней, потому что в квартире после пожара было опасно находиться. — она сделала еще один глубокий вдох, пытаясь сморгнуть слезы с глаз. Если она только выберется отсюда, она сама лично перережет глотку Финчу уже только за то, что он уже дважды видел её в слезах. И где, блять, Стэн? Почему он не охраняет своего поехавшего кукухой дружка? Хотя, может они заодно, и старик сейчас копает яму в лесу, куда они потом скинут то, что от нее останется. Её снова передернуло. Сильно ныло забинтованное запястье. Шейд прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Попыталась незаметно покрутить обожженной рукой, в надежде уменьшить боль. И внезапная мысль тонким лучиком забрезжила где-то на горизонте.
— Барни, прости меня. За этот пожар. Я хотела тебе сказать, но тебе было так плохо. Я не собиралась его устраивать. И никогда в жизни не стала бы делать больно тебе и сжигать твоих... друзей. Это была глупая, нелепая случайность. Прости меня.
Прислушалась к себе, но с горечью осознала, что пустота внутри не наполнилась ничем. Она действительно считала себя виноватой. Она действительно все эти дни мучилась от того, что произошло. И с удивлением открывала в себе это чувство того, что ей не все равно. И вот ей снова все равно. Зачем нужно было переживать столько всего, чтобы в конечном итоге вернуться в ту же самую точку, но только со связанными руками на холодном столе в прозекторской? И после этого пусть кто-то скажет ей, что в этой жизни хоть что-то имеет смысл?

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Звон упавшего на пол скальпеля заставил Шейд вздрогнуть. Правило трех секунд. Поднять сразу, чтобы злобные микробы не успели ничего сообразить и добежать до цели. Или успели. Плевать. Хотя сдохнуть от заражения крови наверное все же куда неприятнее, чем от перерезанного горла. И почему это волнует её именно сейчас? А что еще её должно волновать? И как же дико болит голова.
Шедоу постаралась сфокусироваться на Финче, все еще сидящем возле стены. Смотрела затравленно, исподлобья, глотая слезы вперемешку с кровью от искусанных до мяса губ. Пыталась не пропустить момент, когда скальпель снова окажется у него в руках, но Барни отчего-то не спешил его поднимать. Чего он ждет? Хочет помучить её еще сильнее? Или что она начнет умолять его сделать хоть что-то? Что? Отпустить её или закончить начатое поскорее? Но она выдохлась, устала, растеряла аргументы, слова, мысли. Даже дышать хотелось через раз. 
Шедоу снова прикрыла глаза. Тело ныло каждой клеточкой. Сводило мышцы, саднило плечо. Видимо она умудрилась его где-то расцарапать или ушибить. Или не она. Черт знает каким образом Финч доставил её в это проклятое место. Она даже попыталась представить себе этот путь, но никак не могла сосредоточиться хоть на чем-то, кроме раздирающего в клочья набата, звучащего внутри её черепной коробки.
Но тут он заговорил, и голос его донесся до Шейд будто издалека. С трудом продираясь сквозь пелену, заволакивающую сознание дымкой боли, она вслушалась сперва, а уж потом всмотрелась. 
Не хотел. Не хотел. Не хотел. Слова резали по живой ране, не успевшей даже перестать кровоточить. Выхлестывали наружу обиду, сжимающую все внутри с такой силой, что не было и возможности сделать вдох. Не хотел. Не хотел. Не хотел. Она запретила себе чувствовать что-то. Она всегда прекрасно справлялась с этим. Так почему же тогда так гадостно и нечем дышать? Не хотел. Не хотел. Не хотел. Что она-то делает не так? В чем её вина? Что она пыталась быть с ним рядом не мертвой? Что он боится подпускать к себе живых людей?   
Её словно окатило ледяной волной. Она что, ищет ему оправдание? Её недостаточно сильно размазало? Сколько раз нужно ударить в спину, чтобы до нее наконец-то дошло, что не стоит поворачиваться ей к людям. Что не стоит вообще приближаться к ним так близко, чтобы они могли дотянуться.
Простить. Остаться. Не уйти. Как много для неё одной. Не умеющей делать ничего из этого.
Простить. Остаться. Не уйти. Обычно она и один из этих пунктов выполнить не в состоянии.
Но почему же именно сейчас так тяжело даже думать о том, что давно вошло в привычку? Почему именно сейчас так сложно солгать и притвориться? Может быть потому что она впервые не хочет этого делать?
- Я никогда не врала тебе, Барни. И сейчас не буду. — Шейд замолчала, внезапно зажмурившись, задохнувшись от резкой боли, пронзившей правую руку. Сделала глубокий вдох сквозь плотно сжатые зубы и, переждав пару секунд, продолжила на выдохе, — То, что произошло очень сложно простить, но еще сложнее понять. И я наверное схожу с ума, раз пытаюсь это сделать. Но я хочу этого, сама не знаю зачем. Я хочу тебя понять, Барни. Но тебе придется дать мне время. И объяснить. Очень многое объяснить.
Какая же она идиотка. Она действительно ищет ему оправдание. Она боялась остаться тогда, когда все было хорошо, а теперь ищет причины не уходить, когда здравый смысл буквально орет, что надо бежать сломя голову. Наврать. Наговорить всего, что Финч так хочет услышать. А не пытаться растолковать ему свои чувства и обиды. Дура. Сумасшедшая дура.
Шейд наклонилась чуть вперед, ловя взгляд Барни и вдруг недоуменно перевела глаза на куклу, примотанную скотчем к ладоням. Ей по-прежнему мерзко от необходимости держать её, но сейчас странно другое: кукла будто стала теплой. Хотя буквально секунду назад холодила пальцы. Нет, глупости, просто шалят нервы, раскалывается голова, вот и чудится всякая хрень.
— Но если ты хочешь, чтобы я осталась, я останусь. Я обещаю. Я и не собиралась уходить, Барни. Я так хочу, чтобы все было, как раньше. — она покачала головой, чувствуя, как слезы снова встают комком в горле. Закашлялась. Повела плечом, которое нестерпимо жгло. Сморщилась, когда снова прозвучало слово «бабуленька».
В голове внезапно что-то загудело с такой силой, что показалось, будто она сейчас лопнет, как перезрелая тыква. Думать о бабке Барни не хотелось, особенно сейчас. Особенно после того, что случилось несколько дней назад вечером, и Шейд еще никак не нашла для себя объяснение этому. Вот только мысли внезапно перестали её слушаться, словно кто-то перебирал их, небрежно раскидывая в разные стороны. На то, чтобы хоть как-то сосредоточиться, уходило столько сил, которых и так почти не осталось. Хотелось сжать виски ладонями, прекратить это странное ощущение. Но руки были связаны. А кукла уже не просто теплилась, она горела, обжигала руки, плавилась. Шейд буквально зарычала от боли, с трудом вспоминая слова.
— Барни. Я не вру тебе! Я готова повторить это Присцилле, черту, да хоть самому Дьяволу! Только я умоляю тебя! Убери от меня это! Больно! Очень больно, Барни! — она изо всех сил замотала перемотанными скотчем руками, пытаясь избавиться от куклы, которая, казалось, сжигала её пальцы до костей.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Сначала выключились все внешние звуки. Она еще пыталась сфокусироваться на Барни, он что-то говорил, но звука его голоса не было. Был дикий вой, похожий на звериный. В голову будто втыкались раскаленные шпаги, каждый раз проворачиваясь по несколько раз. Шейд морщилась, кричала, стонала, рыдала, но бестолку. Ее засасывало в черный водоворот из которого она не могла вырваться.
А потом кто-то погасил свет. Или заслонил его собой. Шейд уже ничего не могла разобрать кроме струящегося вокруг нее мрака. Она уже не чувствовала боли. Она стала болью. Её тело прекратило существовать, осталось где-то там слабой, еле подающей признаки жизни, пустой оболочкой. Кто-то хозяйничал в ее голове, хотя она прекрасно понимала - кто. Мерзкая сука. Гоготала, сыпала проклятиями, злилась, но, что странно, не на Шедоу. Хотя разрывала на клочки ее. Равнодушно. Последовательно. Впивалась и высасывала все, до чего могла дотянуться. Шейд пыталась выпихнуть ее, орала, но каждый раз очередная вспышка боли взрывала сознание сотнями обжигающих искр. И чем больше Шедоу старалась, тем больше сил уходило на каждую попытку. Тем больнее становились вспышки, тем быстрее угасала жизнь. 
«Есть те, кто захочет причинить тебе вред, но не физический. Ты должна научиться прятать от них не тело, а разум», — внезапно зазвучал издалека голос мамы. Почему она вспомнила об этом сейчас. Что за дикие воспоминания подбрасывает умирающий мозг в последние секунды своей жизни?
Тик-так. Маленькие часики на цепочке, подаренные мамой. Тик-так. Иди на звук. Всегда должно быть особенное место, чтобы спрятаться. Нужно лишь сосредоточиться и услышать. И идти на звук. Тик-так.
Но часиков на позолоченной цепочке давно нет. И места нет. Зато есть боль, животный ужас, продирающий холодом, и ощущение присутствия. Её присутствия. Теперь уж Шейд не спутать это ни с чем. Присцилла. Наслаждается властью, кричит, подзывает, опутывает. Медленно, растягивая удовольствие. Влезла внутрь, заполнила собой все вокруг и сжимает кольцо, отрезает ей дорогу назад. Выдирает клочки из памяти, путает мысли, вытягивает энергию.
Спрятаться. Сбежать. Но куда сбежишь из собственного сознания? Оно меркнет, сужается, теряет связь с телом. Скоро все закончится, но кажется, что этот ад будет длиться вечность. Шедоу мечется из стороны в сторону, но вокруг чернота. Вязкая, липкая, страшная. Из нее не вырваться, она вцепилась когтями, держит, не отпускает.
Стук. Тихий отдаленный стук врывается в безысходность лучом маяка в кромешной темноте. Измученное сознание почти поглощает его, но Шейд успевает услышать. Теперь надо забыть обо всем. И идти на звук. Лишь бы он не закончился, лишь бы не прекратился. Она движется туда, ощущая, как костлявые руки тянутся к ней, хватают, тянут назад. Скрипучий голос обещает что все закончится очень быстро, только надо перестать бежать. Отдаться, отпустить. Но стук повторяется и Шедоу продирается сквозь паутину черноты и страха. Вперед. Идти на звук. Стучи, пожалуйста, стучи. Все ближе. Совсем рядом.   
И вдруг все разом исчезло. Боль, холод, страх, злобный гогот уродливой бабки. Словно кто-то стер надписи с меловой доски, оставив лишь черный фон. Пустоту. Ничто. Покой. Облегчение. Даже стук прекратился. И Шейд поняла — она там, где нужно. Добралась. Выжила. Теперь нужно было за что-то зацепиться, чтобы остаться здесь на какое-то время. Что-то, что позволит ей задержаться, распределить силы, не вылететь из безопасности слишком рано. Второй раз она уже не найдет сюда дорогу.
— Раз. Два. Три. Четыре. — она начала считать. Медленно. Равномерно. Наслаждаясь каждой отсчитанной секундой без боли и ужаса. Она просто знала — так надо. Так её учила мама. Так подсказывало ей чутье. Одно заменить на другое. Тик-так. Пять-шесть.
— Тридцать один. Тридцать два... — вокруг что-то сгущалось, Шедоу это чувствовала. И на новом витке счета все пространство вокруг заполнили голоса. Разные, странные, но очень знакомые голоса. Она уже слышала их сегодня во сне. Они точно так же галдели, громко и навязчиво. Но не приносили боли. Просто врывались со всех сторон, окликали, переговаривались.
— Сто пятьдесят четыре, сто пятьдесят... — она запнулась, теряя концентрацию. Ее тут же словно ударило о невидимую стену, вытягивая наружу. Но было страшно. Слишком быстро и опасно. Силы заканчивались, она очень много потратила их сегодня. И еще эти голоса...
— Да замолчите вы! Заткнитесь! Мешаете!! — рявкнула Шейд, совершенно не понимая как унять этот бестолковый хор. Но они внезапно присмирели, притихли. Зашептались, зашушукались, но перестали въедаться в мозг. — Сто шестьдесят.
Она считала, пока не почувствовала, что больше уже не может. Что выжимает из себя последние капли энергии. Она старалась не отвлекаться, не терять эту слабую ниточку, связывающую её с безопасностью. Иногда ей казалось, что она слышит что-то или кого-то, но слишком велика была цена за такую беспечность.
— Она ушла. — в тот самый момент, когда Шейд поняла, что больше уже не выдержит и вот-вот ослабит хватку, негромкий приятный женский голос внезапно ясно выделился из общего фона, и она замолчала, позволяя себе перестать цепляться за это место. Её снова закружило в гигантском водовороте, в ушах раздался громкий свист, а потом обрушился поток боли. Это была уже не та раздирающая на части боль, но она очень явно и в одно мгновение ощутила даже не каждую клеточку, каждый атом своего тела. Казалось, по ней несколько раз проехались асфальтоукладочным катком. Шедоу сделала неглубокий вдох и тихо застонала.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Боль постепенно отступала. Шедоу лежала неподвижно, чувствуя, что поза её сейчас совершенно не естественна, но она боялась пошевелиться. Прислушивалась к собственным ощущениям и непривычной тишине вокруг. Потом осторожно разлепила веки, склеившиеся влажными от слез ресницами. Да, она все еще в прозекторской, но даже это вызвало в ней какой-то острый приступ радости. Значит жива. Значит все еще дышит. Воспоминания о только что пережитом слились в один большой грязный комок. Отличить то, что происходило в реальности от того, что подсунуло искаженное болью воображение было сложно, но Шейд помнила ощущение огромного зла, разрывающего её на кусочки. И от этого мурашки бежали вдоль по позвоночнику.
Двигаться не хотелось, да и не было сил. Её словно вжало в холодный металлический стол. Все, что она могла, так это обвести глазами доступный ей участок комнаты и, наконец, поймать взглядом Барни, стоящего поодаль. Выглядел он, конечно, фигово. Весь в крови, правда, кажется, в своей. Она свежих ран на теле не ощущала, а новых трупов в прозекторской вроде не появилось за время её отключки. И казалось бы, как надо радоваться, ведь обидчику досталось тоже, вот только что-то было нихрена не радостно. Напротив, болезненное ощущение, которое она испытала увидев его снова сегодня утром, впервые после пожара — измученного и небритого, вернулось и даже как-то окрепло, что ли. 
А потом Финч приблизился, держа в руках треклятую куклу. И Шейд почувствовала, как все холодеет внутри. Страх непроизвольно подступил к горлу и сжался в комок. Все тело напряглось, готовое в любой момент предпринять хоть какую-то попытку самообороны. Она говорила с ним. Она обещала остаться. Но его ответ оказался там, за гранью черты, когда ее сознание померкло от боли. Поверил ли Барни ей? Смог ли принять её правду? Она не знала, а теперь кукла в его руках не сулила ничего хорошего.
Но Финч молчал, смотрел только как-то странно, будто удивленно. Шедоу молчала тоже, боясь спровоцировать что-то недоброе в свой адрес. Да, она не чувствовала этого, а еще так хотела верить в то, что не ошиблась, но столько раз наступала на одни и те же грабли, что просто не могла позволить себе такой роскоши.
Барни сделал движение ей навстречу и Шейд вздрогнула от неожиданности. Но он всего лишь отложил куклу и принялся снимать с её рук скотч. Это было похоже на добрый знак, вот только она не верила в знаки. Поэтому стоило ему полностью освободить одну её руку, она тут же отдернула её, возможно слишком резко, но мышцы и без того сводило, а теперь в руку будто воткнули сотню маленьких иголочек. Отвратительное ощущение.
— Спасибо. Очень кстати. — прошелестела Шейд, растирая немилосердно чесавшееся плечо. Разрушила тишину, правда голос звучал очень хрипло и она зашлась в кашле, пытаясь хоть как-то прочистить глотку. Её знобило, но, кажется, все же не от страха, а от холода. Бояться она устала. И ждать подвоха снова она устала. И мысли о чашке горячего чая лезли в голову куда навязчивей, чем обиды на Финча. Глупо, конечно, и очень беспечно. Но она сегодня пережила такой ад, что, пожалуй, заслужила право расставлять приоритеты по-своему.
— Барни, знаешь о чем я сейчас мечтаю? — она поморщилась, с хрустом шевеля в разные стороны затекшей шеей. — О той кофте, которую ты давал мне в мотеле Алтуны.
Шейд перевела взгляд, внимательно всматриваясь в его лицо.
— Если, конечно, в твои коварные планы не входит угробить меня пневмонией.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Шейд осторожно зашевелилась, все еще опасливо косясь на Барни. Сначала приподнялась на локтях, сморщившись от боли в ноющих мышцах, потом оперлась на руку и села, свешивая ноги. Но слезать до конца не решилась, побоялась, что сил на то, чтобы стоять, у нее не хватит, а перспектива валяться на холодном полу не очень прельщала. Металлические края неприятно впивались в бедра, но так она ощущала себя куда увереннее. Да и приятно было уменьшить площадь соприкосновения с  ледяной поверхностью стола. На Финча, стаскивающего с себя рубашку, ей даже смотреть было мёрзло.
Барни походил на героя фильма, который пустили в замедленной перемотке. Шедоу тоже ощущала, что её организм держится на каких-то совершенно непонятных ей резервах. Хотелось забраться под теплое одеяло и уснуть. Лет так на пятнадцать. Но пока она не чувствовала себя в безопасности, пока не знала что ей ждать от Финча — о том, чтобы расслабиться можно было только мечтать.   
— Да Стэн оптимист, как я погляжу. — невесело ухмыльнулась она себе под нос, когда Барни наконец-то заговорил. Еще одно напоминание о пожаре, о сгоревших вещах, о рассыпанных по полу куклах. Как невовремя. Или вовремя. В самый раз, чтобы обнаружить себя снова живой, снова чувствующей хоть что-то.
— Барни, я... — Шейд вздохнула и осеклась. Он не слушал её сейчас, находясь где-то в своих воспоминаниях. Странно, что он заговорил о той поездке, хотя это же она сама спросила про кофту, но у неё это просто пришлось к слову, а его вдруг потянуло на ностальгию. Почему? Зачем вообще запоминать как что-то пахло или сколько мотыльков было в лампе? Если только это не было для тебя чем-то важным, например. Шедоу нахмурилась, закусив губу. А еще было очень не понятно, почему Барни рассказывает это все ей. Она же там тоже была. Правда не сильно обращала внимания на дверь или цвет неба на горизонте. У нее были другие заботы тогда. И другие переживания.
Шейд невольно улыбнулась, вторя улыбке Финча. Они ведь ездили всего с десяток дней назад. А кажется, что с того момента прошла целая вечность. Но все равно, пожалуй, за последние годы это была её лучшая сознательная поездка куда-то. Она впервые не бежала, а возвращалась. Непривычное ощущение.
— Да, я не очень люблю таскать с собой лишнее барахло. — пожала она плечами, отвлекаясь от собственных воспоминаний и смаргивая набежавшие на глаза слезы. Барни положил рядом с ней свою рубашку, отходя к краю стола. Шейд невольно задержала на нем взгляд. Худой, даже может быть слишком. А еще шрамы. На руках, плечах, проглядывающие из-под майки. Откуда их столько? Словно он в одиночку сражался с целой стаей волков. Но в прошлый раз, когда она спросила, он испугался и ушел от нее. Значит спрашивать нельзя. Ну уж точно не сейчас. Да и вряд ли он ответит. Барни почему-то даже о Шейд говорил так, словно её здесь не было. Как много странностей. Но она слишком устала, чтобы у нее были силы думать об этом. Очень хотелось курить.
Растерев еще покалывающие руки и покрутив повязку на ноющем запястье, Шедоу все-таки взяла рубашку и накинула себе на плечи. Сильно теплее не стало, но хоть что-то. В этот момент Барни попытался до нее дотронуться, но, почему-то, отдернул руку. А потом задал вопрос, от которого у Шейд удивленно приподнялась бровь. Кажется, его накрыло похлеще, чем её, раз он уже перестал отличать реальность от выдумки.
— Храни Дьявол тех, кому я еще и кажусь. — фыркнула она, чуть подвигаясь на столе к стоящему Финчу. Вот догеройствуется она, точно. Её чудом не грохнули, а она еще переживает за то, не поехала ли на этом фоне у несостоявшегося убийцы, крыша.
— Я тебя разочарую, Барни. Настоящая я. Из плоти и крови. У-у-у... — Шейд положила ладонь на лоб Финча и вот это было по-настоящему тепло. И приятно. Но, блин, учитывая холодрыгу в этом помещении, означало только одно — у кого-то снова жар. — Ты в курсе, что ты весь горишь?
Она переместила обе ладони ему на плечи и слегка потрясла, заставляя сфокусироваться на ней.
— Барни, пойдем отсюда, а? Там тепло. Можно выпить горячий чай. А еще я душу продам за сигарету.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Финч соображал еще хуже, чем она. Зачем-то сначала прогнал, потом вдруг схватил её руки, прикладывая их поочередно то к своим щекам, то ко лбу. Смотрел так, будто привидение увидел. А потом вдруг так резко дернулся в её сторону, прижимаясь головой к её животу, что Шейд не успела даже пикнуть. Застыла, замерла, превращаясь в соляной столп. Дыхание перехватило и секунд тридцать она даже забыла моргать. Барни обнимал её, утыкался в неё лицом, плакал, гладил её, что-то бормотал, потом хихикал и всячески выражал свою радость. Чему? Что она жива? Ну так это скорее вопреки и назло. Может он наконец-то понял, что она это она, а до этого представлял кем-то другим? Заманчивое, но очень сомнительное оправдание, которое не выдерживает никакой критики. И тем не менее...
Ощущая, что она сама постепенно начинает сходить с ума и перестает понимать происходящее, Шедоу осторожно положила руку ему на голову, путаясь пальцами в волосах. Поскольку что говорить она не знала, да и неуместными сейчас казались любые слова, даже если бы её уставший мозг был способен выдать хоть какую-то связную речь. Если отбросить факт, что этот человек пытался её задушить каких-то пару часов назад, то внезапный порыв всегда такого скупого на эмоции Барни разливался чем-то очень теплым внутри, заставляющим тупо улыбаться и покрываться мурашками. И даже внутренний голос, оравший благим матом и ругающий Шейд за малодушие и идиотизм, подзаткнулся, удивленный. Вот только забыть произошедшее никак не получалось, и каждая мысль об этом подкатывала к горлу тошнотой. И она окончательно завязла и запуталась в этих противоречивых чувствах.
Когда он наконец выпустил Шедоу из объятий, снова стало холодно. Такое странное ощущение. Барни, тем временем, видимо растратив последние силы, не устоял на ногах и свалился на пол. Шейд инстинктивно дернулась ему на помощь, но вовремя осознала, что помощник из неё сейчас аховый и она больше рискует все испортить, чем исправить. Поэтому она сама очень осторожно спрыгнула со стола, тут же покачнувшись и едва не потеряв равновесие. В ушах зашумело, а перед глазами на секунду мелькнула чернота. Пришлось вцепиться пальцами в металлический борт так сильно, что побелели костяшки пальцев. Тело казалось набитым ватой. А ноги, кажется, и вовсе забыли как шевелиться.
Скальпель, поднятый Барни с кафеля, заставил Шедоу напрячься и попытаться сдвинуться чуть в сторону, хоть немного увеличивая расстояние между ними. Её ужасно раздражал этот возникший неконтролируемый страх, она не привыкла бояться. Но настроение и поведение Финча сегодня скакало по таким оврагам и холмам, что Шейд даже чуточку скучала по его привычному, а, главное, предсказуемому занудству.
К счастью хирургический инструмент, а так же прочие колюще-режущие предметы были просто убраны в ящик стола, а не применены в очередной попытке членовредительства окружающим. Шейд выдохнула, наблюдая за неуклюжими стараниями Барни привести в порядок все вокруг, потом покосилась на дверь, оценивая расстояние и сложность задвижки, её закрывающей. Она уже готова была не просто бежать, а ползти, лишь бы убраться поскорее из этой прозекторской. К удивлению, конечной точкой этого крутого маршрута планировалась её комната, а не какая-нибудь хижина в лесу на расстоянии в пару тысяч миль отсюда. Внутренний голос тут же обозвал её тупицей, но Шедоу, осторожно отлипая от края стола и делая попытку подвигать ногами, послала его нахер.
— Барни, отстань уже от тумбы. Ты только хуже делаешь. — она откашлялась. В горле пересохло и язык ворочался с трудом. — Моя комната почти не пострадала. Просто поживу пару дней с открытым окном, даже возвращаться не придется.
Она зевнула так сильно, что свело челюсть. Резервы организма заканчивались с поразительной быстротой. Шейд сунула руки в рукава рубашки, болтающейся у нее на плечах, чтобы не потерялась по дороге. Наклониться и что-то поднять сейчас казалось делом, на которое уйдет минимум четверть жизни. Следующим пунктом было забрать с собой Финча. Держать его сейчас в поле зрения казалось ей отчего-то удивительно умной вещью. Но сил на уговоры уже не осталось, пришлось просто взять его за руку и потянуть за собой. Удивительно, но с ней даже никто не спорил.
Потом было двухминутное сражение с задвижкой на двери. Вроде так просто, а ни мозг, ни пальцы никак не хотели с ней справляться. На третьей минуте, когда Шедоу мысленно прокляла до пятого колена всех вокруг, включая изготовителей таких идиотских задвижек, дверь наконец-то распахнулась, выпуская их наружу. Даже на лестнице стало гораздо теплее, отчего по спине побежали приятные мурашки. Восхождение на второй этаж тоже было веселым и очень долгим. Но Шедоу, спотыкаясь и ежесекундно рискуя сломать себе ноги, упрямо шла наверх и тащила за собой Финча. Она не знала как Барни, а вот за себя чувствовала, что если позволит себе присесть хоть на минуту, чтобы перевести дух, то вырубится прямо на лестничной площадке. Перспектива такая себе, особенно в сравнении с маячившим где-то впереди миражом уютной кроватки с теплым одеялом.
Квартира встретила её неприятными воспоминаниями, которые уставшим мозгом просто соединились в странные картинки, напоминающие вырезки из детских книжек-страшилок. Пожар, обгоревшие куклы за закрытой дверью, нападение. Проклятое место какое-то. Как с этим люди справляются? Зовут священника со святой водой? Экзорциста? Охотников за привидениями? Не, ну Винчестеры ничего такие, могли бы и приехать. У Марты была наклейка с ними на чемодане. Надо бы ей позвонить. Потом.
Под вихрь абсолютно дурацких и не связных мыслей, Шейд сгрузила Барни на диван в гостиной, критично оглядываясь по сторонам. Нашла на тумбочке чайник с остатками воды. Выпила залпом все, не утруждая себя поисками чашки. Стало чуточку полегче. Барни, кажется, уже уснул, уткнувшись в диванную подушку. Забавное зрелище, если не считать, что видок у него был тот еще. Да и у нее не лучше, явно. Шедоу оглядела свою запачканную кровью одежду и попыталась снять рубашку Финча, но потерпела неудачу, запутавшись в рукавах. Устала и решила, что посидит три минуточки вот тут с краешку на диване, а потом уйдет в свою комнату, закроет дверь на замок, подопрет её с той стороны чем-нибудь тяжелым и будет спать целую вечность, чувствуя себя в полной безопасности от разных маньяков, смешно шевелящих носом во сне. Да-да, именно так и поступит. Вот только еще минутку посидит с закрытыми глазами. Просто диван такой теплый, мягкий, не чета металлическому столу в прозекторской.
Шейд привалилась спиной к подлокотнику и провалилась в глубокий сон.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Шейд спала, как убитая. Ни сновидений, ни кошмаров. Иногда сквозь сон чувствовала, что тело затекло, вяло ворочалась, но засыпала раньше, чем успевала принять удобное положение. Один раз открыла глаза, силясь определить время суток, но вместо этого разглядела спящего Барни, обнимающего её за ноги. В голове мелькнула ленивая мысль о том, что спать она явно собиралась где-то в другом месте и не с ним, но на большее сил не хватило, и Шедоу снова провалилась в темноту.
Проснулась она от того, что едва не свалилась с дивана. Стало прохладно, она полезла привычно искать одеяло, но вместо этого внезапно обнаружила пустоту и лишь с трудом удержала равновесие. Проморгавшись, Шейд удивленно огляделась по сторонам, силясь восстановить цепочку событий из-за которых она оказалась здесь, но внезапно поняла, что у организма есть потребности, которые несколько важнее утраченных воспоминаний. Попыталась встать, но тут же плюхнулась обратно. Ноги затекли от неудобной позы и пришлось подниматься осторожно, цепляясь за любые предметы, попадающиеся под руку. И в туалет идти по стеночке, пачкая ладони в саже, еще оставшейся на всем вокруг.
Зато наконец-то умыться было просто величайшим наслаждением. Взлохмаченная, перепачканная в крови, с опухшими губами и синяками под глазами, Шейд долго разглядывала себя в зеркало, держа руки под струей теплой воды. Сознание постепенно прояснялось, остатки сна рассеивались, а память услужливо подкидывала интересные картинки произошедшего... вчера? сегодня? год назад? Чувство времени отказывалось сотрудничать, а все, что успела заметить Шейд, это то, что на улице, кажется, вечерело. Наконец она отлипла от раковины, похлопала себя по щекам и вышла в коридор. Огляделась и вздохнула. Барни видно не было. И вот оно, казалось бы, то самое удачное время. Схвати сумку, вызови полицию, или просто выскакивай в коридор и вали отсюда так быстро, как позволяют ноющие ноги. Но вместо этого Шедоу дошлепала до своей комнаты, стащила с себя окровавленную рубашку Финча и переоделась в чистую, хоть и пропахшую дымом, футболку. Осмотрелась в поисках телефона, но не увидела его. Решила, что продолжит поиски в гостиной. Прошла через кухню, обнаружила там пакеты, стоящие на тумбочке. Прочитала записку от Стэна, нашла в одном из пакетов пару сэндвичей и стоящий рядом заваренный чай. Прекрасно, голодная смерть ей не грозит. Шейд забрала еду и чашку с собой в комнату и, плюхнувшись обратно на диван, принялась есть. Жизнь определенно налаживалась.
Когда в комнату вернулся Финч, она уже доедала второй бутерброд и задумчиво разглядывала разводы на оконном стекле. Шейд подняла на него глаза, настороженно следя за каждым его движением. Кто знает, какие идеи пришли сегодня Барни в голову. Но он, кажется, еще не сильно был в себе, потому что внезапно погладил её по коленке и сел напротив, не сводя с неё взгляда, который очень походил на удивленный. Шейд ответила ему ровно таким же. То ли тогда в прозекторской он слишком сильно приложился головой, то ли пока она спала его похищали инопланетяне, но что-то тут было не то.
— Привет. — хрипло отозвалась она, дожевав остаток бутерброда. Голос звучал глухо, но теплый чай приятно согревал измученное горло. Что же, сегодня воскресенье. Это значит, что они проспали сутки? Не удивительно, после такого-то количества событий. — Чувствую? Удивительно живой. И на этом фоне как-то меркнет все прочее.
Она хмыкнула, правда веселого было мало. Как себя вести она не знала. Как жить дальше — она тоже не знала. Она вообще ничего не знала. Какое-то помутнение, которое вчера накрывало с головой и забивало мысли совсем другими потребностями и эмоциями, сегодня рассосалось, обнажая весьма неприятную правду. Её вчера пытались убить. Дважды. И хоть второй раз оказался куда более впечатляющим, чем первый, не сделать какие-то выводы было очень сложно. А еще её пугало собственное отношение к случившемуся. Вот напротив сидит Финч, который вчера пытался её задушить. Между прочим в этой самой комнате. А Шедоу ломала носы и пробивала голову и за гораздо меньшие поступки. Но сейчас ей даже швырнуть в него чашку не хотелось, поэтому она отрешенно крутила её в руках, с трудом собирая мысли в кучку.
— Барни? Тебе не кажется, что нам надо поговорить? А? — Шейд наконец перестала мучить чашку и отставила её на пол, возле своей ноги. Тянуться до тумбочки было лень. — Что вчера было? Я уже задавала тебе этот вопрос, но видимо не так поняла твой ответ. И я хочу, чтобы ты сказал мне правду. Все эти...
На относительно свежую голову воспоминания оказались удивительно ярче. Шедоу даже поежилась, чувствуя, как по спине пробегает целая толпа мурашек. Она оборвалась на полуслове, проглотила комок в горле и продолжила, буравя Финча тяжелым взглядом:
— Все эти куклы в твоей комнате — она дернула подбородком в сторону. — это убитые тобой люди? Ты их так же держал там внизу с примотанной к рукам куклой? Что за отвратительный ритуал? Или... и я сейчас чувствую себя полной идиоткой, говоря это, но я же помню... или их добивала твоя мертвая бабка? А я просто оказалась ей не по зубам?
Шейд выдохнула, выговорившись. Внутренний голос, проснувшийся очень не вовремя, назвал её тупой дурой, которой ума хватает только маньяков провоцировать. Но Шедоу как никогда чувствовала, что ей очень важно услышать ответ.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Финч явно не ожидал такого поворота, потому что стоило Шедоу начать разговор, как его будто вжали чем-то тяжелым сверху в стул на котором он сидел. Вытянул зачем-то руки вперед. А потом бросился на амбразуру, выгораживать Присциллу. Напрочь при этом проигнорировав вопрос Шейд про кукол и убийства. Ей это очень не понравилось.
— Барни. — Шейд прищурилась, вглядываясь в его лицо. — Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
Очевидно, что нет. Потому что уже в следующую секунду Финч сорвался с места и заметался по комнате. Шедоу проводила его удивленным взглядом, потом закатила глаза и покачала головой. Ничего странного, просто опять сбегает. Как нашкодивший ребенок, которому проказничать ничего не мешало, а вот отвечать за свои поступки он явно не готов. Следующий пункт назначения какой? Туалет?
Она измученно потерла ладонями лицо. Вот бы проснуться, а событий последних дней не было. И не надо мучиться выбором, и нет никаких загадок и ужасов. И Барни просто милый чудак, придумывающий дурацкие правила и живущий по еще более дурацкому расписанию. Шейд вздохнула. В этот момент рядом почувствовалось движение. Она отняла ладони от лица и неожиданно увидела перед собой Финча. Снова в идиотской позе с вытянутыми вперед руками. Зомби косплеит, что-ли? Палку какую-то припер и с ней рядом положил. Или решил, что она примет его за миленького щеночка и перестанет допрашивать? Ну уж нет!
То, как он защищал свою бабку её просто выбешивало. Помимо прочего, она прекрасно помнила как эта тварь буквально переполнялась злобой. И направлена она была не на Шейд, а на Барни. Больше в комнате никого не было. И ладно, хер с ним, если принять за факт, что где-то в обозримом пространстве бродит ебнутая бабка, которая ненавидит всех вокруг, включая собственного внука, то Шейд самой, конечно, пора в дурку, но Финч не может не понимать этого. И все равно упрямо твердит о том, что эта старая сука просто воплощение человеколюбия и милосердия. Ага, десять раз.
— Барни, ты меня извини, конечно, но мне насрать что ей понравится, а что нет. — Шейд шумно выдохнула, пытаясь хоть как-то справиться с волной злости, накатившей на неё снова. И тут же скривилась от последних слов, сказанных Финчем. — Чего, блять? Ты идиот? Соображаешь что ты говоришь? Я не собираюсь тебя бить. Что за варварские методы?
Шедоу брезгливо покосилась на ручку от совка, положенную с ней рядом. Так вот для чего она предназначалась? Что за приступы самобичевания? Она сделала резкий взмах рукой, скидывая палку с дивана. Та громко стукнулась об пол и покатилась куда-то вбок.
— Еще раз предложишь мне сделать что-то подобное, и я уйду. Понятно? — она схватила протянутые к ней руки и крепко сжала в своих ладонях его пальцы. Невольно зацепилась взглядом за бинты, задумавшись о том, что их явно надо поменять. Тряхнула головой, отгоняя ненужные сейчас мысли. Он не хочет слушать? Но она намерена говорить. И плевать что там может услышать злобный привиденчик. Пошла она нахер.
— Барни, скажи мне в чем ты виноват и от чего тебя она защищает? Или кого? От меня? Какое зло я тебе сделала? — Шейд поморщилась, невесело усмехнувшись. — Ты же не дурак. Ты же прекрасно понимаешь, что она со мной даже не пыталась разговаривать. Она убивала. Целенаправленно и без раздумий. И убила бы, если бы смогла. У нее просто не получилось.
Шедоу замолчала на несколько секунд, возвращаясь мысленно в тот момент. Она помнила, что стало очень больно. Она помнила, что Присцилла пыталась разодрать её на мелкие кусочки, она помнила темноту и ужас, охватывающие каждую клеточку тела. Но что произошло потом, понять было сложно. Как так вышло, что бабка потеряла свою добычу, которая уже буквально доживала последние мгновения в её когтистых лапах?
— Я будто спряталась от неё куда-то. Хотя куда можно спрятаться в собственной голове. Звучит, как бред шизофреника. — Шейд задумчиво ухмыльнулась. — Жалею только об одном, что не видела её лица, когда она поняла, что меня она не получит.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Речь Финча, сбивчивая и самоуничижительная, вызывала у Шедоу чувство острой досады. Было глупо ожидать, что он встанет не на сторону своей ненаглядной «бабули», которая хорошенько промыла ему мозги, но когда начиналась попытка вывернуть все так, словно в ебанутости тупой старухи виноват сам Барни, Шейд хотелось очень настойчиво постучать ему по макушке. Встряхнуть там что-нибудь. Вернуть на место. Ну невозможно, чтобы мертвая бабка имела настолько сильное влияние на взрослого и на первый взгляд вполне рационально мыслящего человека. А потом он выдавал мысль на уровне пятилетнего ребенка, и в своей адекватности начинала сомневаться уже сама Шейд.
— Твою ж мать, сколько говна эта старая дура напихала тебе в башку, а ты всему поверил. — она покачала головой и легонько потрясла его за руки. — Барни, мальчикам в твоем возрасте уже не то что можно с девочками, а иногда даже просто необходимо. Хотя бы для здоровья.
Шейд невольно тоже нахмурилась и оглянулась, вторя поведению Финча, но ничего подозрительного не увидела. И не почувствовала. Хотя подсознательно ей было не понятно, почему старуха прекратила свою охоту на нее. Расстроилась и повесилась с горя на призрачной веревке? Или у нее сезон охоты только в среду? А может уехала на призрачный курорт восстанавливать нервы? Как бы там ни было, Шейд была очень не против, что от нее отстали. Сомнительно, конечно, но хотелось бы, чтобы навсегда.
— То есть ты притащил меня в прозекторскую, примотал ко мне эту дурацкую куклу и чуть не убил только потому, что я тебе понравилась и ты пытался спрятать меня от своей чокнутой родственницы в... эту самую куклу? — Шейд застонала, закатывая глаза и отпуская руки Барни. — У меня сейчас голова лопнет! А это я считала, что самое херовое свидание у меня было в Бриджпорте, когда мы отравились пивом и полночи блевали в туалете возле какой-то убитой заправки.
Она помассировала пальцами виски и задумалась, переваривая услышанное. Переваривалось плохо. Злиться на Финча тоже не особенно получалось. Да, скажи он подобное неделю назад, Шейд бы собственноручно сдала его сначала в полицию, а потом в дурку. Или наоборот. В общем, в любое место, где разговаривать с покойниками в порядке вещей. И оправдывать попытку убийства голосами в голове тоже. Но к своему ужасу она там была и видела, а точнее ощущала все сама, осознавая сейчас, что одно дело насмотреться ужастиков и потом бояться ходить ночью в туалет, ожидая, что неведомый барабашка схватит тебя за ногу. И совершенно другое — четко понимать, что барабашка этот вполне реальный и в следующий раз запросто может оставить без ноги. А то и того хуже.
— Барни, пожалуйста. В следующий раз если тебе понравится девушка, то ограничься комплиментом. Ну не знаю, скажи, что она красивая, цветов ей нарви на соседской клумбе. Та еще сопливая размазня, но всяко лучше попытки грохнуть её в подвале.
Шедоу хмыкнула. Но отшутиться не получилось. Финч говорил такое, отчего у нее по загривку бегали мурашки размером с кулак. Он её слышал? Но как такое возможно, если тело было в полной отключке? И с бабкой они играли в догонялки в шейдовском сознании. Или нет?
— Кто-то считал в кукле? В КУКЛЕ??? Нет, ты что-то путаешь. Я очень смутно помню то, чему учила меня мама, я была сильно мелкой. Что-то вроде концентрации или типа того. И тогда мне это казалось игрой, не больше. Да и вряд ли мама могла предвидеть мою встречу с дебильным привидением, которое попытается меня убить. — Шейд обхватила себя пальцами за шею сзади и активно начала массажировать в попытках разогнать кровь. Голова ощутимо начинала побаливать. Информации было очень много, организм был еще слишком вымотан, и она уже пожалела, что решилась на этот разговор именно сейчас. — Мама говорила, что надо сосредоточиться на звуке. Так проще. И там был звук, я помню. Стук. Я ориентировалась на него, как бы странно это не звучало. Так что это не могла быть кукла. Если бы они еще и звуки издавали, я бы свихнулась. Часы может или маятник какой. Куда более вероятно.
Шейд вдруг явно вспомнила тот момент, когда она наконец-то ощутила себя в безопасности. Спокойствие, пустота и... голоса? Так много разных голосов. Она не обращала внимания на них тогда, было не до того, но теперь можно было поворошить память и понять, что вряд ли её личный внутренний голос внезапно размножился на десятки. Да и он обычно только ругался и ничего больше. А там творилось всякое.
— Подожди. Стоп. Ты сказал, что в куклах могут быть только мертвые. Хочешь сказать, что в каждой кукле в твоей комнате... — Шейд осеклась, оглушенная странным осознанием, с которым она пока не понимала как быть. — И не вздумай отпираться. Я слышала голоса. Их ты тоже спасал от Присциллы?

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

Барни говорил. Так много, сбивчиво и путано, что Шейд боялась — не закончится ли у него словарный запас, рассчитанный на ближайшие полгода? Она первый раз видела его настолько разговорчивым. Но он действительно пытался ей что-то объяснить и растолковать, хотя некоторые вещи были весьма очевидны и не требовали столь детальных уточнений, и Шедоу на всякий случай не перебивала, потому что как бы ни было сложно пробираться сквозь лабиринты повествования Финча, картинка произошедшего все же принимала более ясные очертания.
Жаль не принимало никаких очертаний хоть какое-то понимание что ей со всем этим делать. Хотя у Барни, оказывается, и на этот счет имелось странное весьма, но в целом логичное соображение, заставившее Шейд сначала удивленно поднять бровь, а потом с трудом сдержать смешок. Ну нельзя же быть настолько бесхитростным? Или можно?
— Да не пойду я ни в какую полицию. Ни сегодня, ни завтра. — отмахнулась она, скривившись. — Терпеть не могу копов. К тому же что-то мне подсказывает, что с твоей веселенькой репутацией им только дай повод. Обойдутся. Да и что я им расскажу? Про кукол и злобную мертвую бабку? Так нас упекут с тобой в один сумасшедший дом. И какая разница? К этому я хотя бы привыкла.
Она обвела рукой комнату и, с плохо скрываемой радостью, поспешила сменить тему, потому что инструкция к раздаче девушкам (или девушке? ей?) цветов и комплиментов, внезапно вызвала у Финча целый ворох самых разных вопросов. Да, Шейд догадывалась, что она своим появлением немного сломала мировоззрение Барни, но все равно, как оказалось, не понимала всего масштаба проблемы. И да, пора было завязывать с шутками, потому что он принимал все за чистую монету.
— Расслабься, ок. Я просто привела пример. Совсем не обязательно что-то воровать или говорить по-расписанию. Делай так, как тебе самому захочется, главное не убивай никого. Хотя погоди. Миссис Новак? Это та старая сплетница, которая вечно всем недовольна? Фу. Давай обнесем её клумбу чисто из вредности? Чего она такая противная? А со всем остальным. Ну хочешь я напишу тебе основные правила и даже их заламинирую? Ш-ш-ш! Никому. — Шейд, перейдя на такой же заговорщицкий шепот, прижала палец к губам и хитро улыбнулась. Сражаться с долбанутой бабкой путем сбивания её внука с пути истинного, а по факту просто показывая ему как живут самые обычные, не измученные тупыми родственниками, человеки, нравилось Шедоу куда больше, чем размышлять кто кого пытался убить и зачем. Её мозг просто устал в это все вникать. Хотя все еще оставалось то, что понять действительно хотелось. И не просто так. Неприятная мысль, подогреваемая паранойей Барни, из подсознания никуда не девалась. И хоть Шедоу старательно её игнорировала, однажды все равно пришлось бы об этом задуматься. Бабка никуда не делась. И может статься, что в следующий раз она нападет тогда, когда Шейд совершенно этого не будет ждать. Неплохо бы иметь инструкцию по спасению на этот случай. А значит, хочешь или нет, но придется ей вслушиваться в рассказы Барни о куклах.
— Я считала да. Концентрировалась. Боялась, что меня выбросит раньше, чем она отвалит. И ругалась, потому что голоса галдели, как ненормальные и мешали сосредоточиться. Хочешь сказать, я сидела в ней? Можно мне? — она кивнула на куклу, которую Барни внезапно достал откуда-то из-за пазухи и протянула руку. Было очень стремно осознавать, что кто-то сделал подобное не поинтересовавшись мнением самой Шейд, но любопытство все же пересилило неприязнь. Она осторожно коснулась прохладного фарфора и попыталась сосредоточиться не на том, что держит сейчас уменьшенную копию себя, а на собственных воспоминаниях и образах. — Знакомое ощущение. Такое странное.
Чувствуя, как кожа покрывается неприятными мурашками, она поспешила вернуть куклу Финчу. Пусть уж лучше будет пустая. Спрятаться в ней это одно, а сидеть как те, о ком рассказывал Барни, совершенно другое. Было еще что-то, что резануло слух в его историях о мертвых друзьях, остающихся на этом свете. Не стыковалось что-то в его словах сейчас и тогда, на кладбище Питтсбурга, когда он просил Шейд не звать маму, потому что добром это не закончится. Но додумать эту мысль она так и не успела.
— Это не твоя вина, Барни. Слышишь? Все что случилось — случилось не из-за тебя. — Шейд сжала губы так сильно, что они побелели. Треклятый пожар. Как же это больно, оказывается, испытывать чувство вины. И когда все вокруг об этом напоминает. И как с этим справляться? Она знает только один способ. Но ведь другие люди постоянно косячат, иногда по-крупному. Как-то же они переживают это? Как быть, если все бросить уже не так и просто?
— Это из-за меня загорелось, я не доглядела, я виновата. Не ты. — выдохнула, потупившись. Она же уже просила прощения, и ни черта это не помогло. Или просто обстановка была не той? Может стоит попробовать еще раз? — Но я действительно не хотела этого, Барни. Я сказала правду тогда, в прозекторской. У меня и в мыслях не было поджигать что-то. Тем более так. Ты же простил меня?
Шедоу осторожно подняла на него глаза и поспешно добавила:
— Хочешь, я помогу тебе поменять повязки? Я видела бинты в пакете на кухне.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?

— Напишу, договорились. — Шейд с трудом сдержала смех, рвущийся наружу. Представила себе, как с серьезным видом сидит и составляет правила обольщения женщин. В деталях и подробностях. Нет, вот к такому её жизнь точно не готовила. — Если только пообещаешь им следовать. Хочешь, особенно непонятные моменты даже зарисую?
Тут она не выдержала и прыснула, спешно закрывая лицо ладонями. Обижать Барни ей не хотелось, но это было слишком... умилительно? Сложно было представить кого-то из её прежних приятелей, всерьез уточняющих что-то про цветы, которые нужно дарить. Да, здесь как бы основной выбор тоже стоял между живыми и оставшимися с похорон, но все же. Так что на следующий вопрос Финча она отвечала все еще пытаясь совладать с собой.
— Ты меня спрашиваешь? Буквально какую-то неделю назад я и призрака твоей бабки считала чем-то вроде твоей выдумки или сна. Ну, на крайний случай, галлюцинации. — Шедоу пожала плечами, делая глубокий вдох и убирая руки от лица. — Но, как видишь, я живая. И бабка твоя достать меня не смогла. Хотя очень хотела. Я не знаю, что за таланты внезапно во мне проснулись. Я бы, конечно, предпочла научиться проходить сквозь стены или телепортироваться. Но и так сойдет.
Она внимательно и долго пыталась вглядеться в лицо Барни. Уже который раз он странно реагировал на её идиотские попытки извиниться. А они были именно идиотскими, потому что толком просить прощения Шейд никогда и не умела. Но кажется он действительно не держит на нее зла, раз просит её остаться. Внезапно стало очень хорошо и захотелось улыбаться.
— Отмочим, я умею. Какой только хренью я не занималась в своей жизни. Однажды... — она замолчала, потому что слова Финча неприятно резанули слух. В смысле? Он же только что сам сказал ей не уходить? А теперь что, пытается её прогнать? Или защитить? От себя самого? Нет, теоретически от долбанного призрака, но это ж ему этот призрак жизни не дает.
Внутренний голос, ликуя, заорал о том, что её отпустили. Надо валить. Вернуться в какой-нибудь город, где было не так паршиво или вовсе найти новый. Им когда-то это очень нравилось. И она свободна от своего обещания остаться теперь, ведь Барни сам сказал, что она должна уйти. Какой удобный момент. 
— Ну уж нет. И признать, что она победила? Позволить какой-то мертвой бабке указывать как жить тебе и мне? — отрезала Шейд, и сама удивилась с какой уверенностью это прозвучало. И еще больше удивилась тому, что не оставила себе даже мгновения на раздумья, ведь то, что говорил Финч имело под собой очень веские основания. — Я, конечно, тоже очень нравлюсь себе живой. И планирую таковой и оставаться, ты, главное, помни эту мысль. Но знаешь, я в последние годы уходила и за меньшее. Или и вовсе просто так. Так много и часто, что собьюсь на третьем десятке городов, чьи мотели я видела изнутри. И вот впервые за много лет я не хочу никуда идти. И не пойду.
Шедоу кашлянула, прикрывая рот тыльной стороной ладони. Захотелось пить. Она подняла чашку с остатками остывшего чая и залпом влила его в себя. Стало лучше.
— Считай, что ты сделал все что мог. Выгонял меня изо всех сил, я оценила. Но я не выгналась, увы. — она развела руками, едва не выронив из пальцев чашку. Подхватила её буквально на лету и поспешно вернула туда, где она стояла. Больное запястье неприятно ныло. Кажется, ей тоже не мешало бы сменить повязку. — И да, я не питаю надежд, что твоя бабка от меня отвяжется. Или что она отвяжется от тебя. Но однажды я уже оказалась ей не по зубам. А тогда я была совершенно не готова к её нападению. А теперь буду. Тем более, что ты вон, сам сделал мне место, где я могла бы от нее спрятаться.
Шейд кивнула на куклу в руках Финча, по которой он усердно настукивал пальцем. Так вот откуда был этот звук. И понять бы теперь самой, нахрена ей надо оставаться там, где в любой момент её могут прикончить? С другой стороны — прикончить её могут и в любом засранном мотеле ради пары долларов. Не все ли равно где рисковать жизнью? Здесь ей хотя бы хочется находиться, а еще хочется разобраться во всем этом происходящем. Что за суперсилу она внезапно получила? Не женщина-кошка, конечно, но тоже любопытно. В общем, достаточно аргументов, чтобы не считать себя самоубийцей.
— У меня есть четкое убеждение, что я смогу найти теперь туда дорогу, даже если ты не будешь по ней стучать. Так что я остаюсь. И да, во время всего этого случившегося от меня сбежала Сара. Не могу же я бросить её и уйти? — Шейд покрутила шеей и потянулась, разминая мышцы. — Но на этом диване я спать больше не буду. Это какая-то средневековая пытка.

Подпись автора

О'кей, Google. Как отличить принца на белом коне от всадника Апокалипсиса?