Какая-то часть Эмили очень хотела разорвать газетную вырезку и швырнуть ее обрывки в лицо Финчу, который так беспокоился о целостности своего бумажного артефакта. Уже только то, что он считал его своим, разжигало злость, как пролитый в бензин костер. С чего вдруг он копался в ее прошлом? Из-за Томи и истории с куклой? Из-за той ночи, когда он ворвался в ее дом? Что творилось в голове этого психа? А ведь она только начала верить в то, что Финч не такой уж сумасшедший, как говорят о нем его соседи. Теперь он еще и вздумал отпираться, словно вовсе не понимал, о чем идет речь. Типичное поведение пойманного с поличным.
— Знаю? — Эмили шагнула ближе к мужчине. — Это мой отец и мой брат. И не делай вид, что ты не в курсе. Зачем ты про меня разнюхивал? Зачем...
Вопрос Эмили заглушил сигнал автобуса. Она повернулась к нему и увидела  в окнах любопытные лица стариков, смотрящих на них с Финчем. В открытой двери показалась недовольная физиономия Лавинии.
— Янг! — Гаркнула негритянка едва ли не громче автобусного гудка. — Мы опаздываем на полдник! Ты сбиваешь режим! Долго тебя ждать?
Эмили с трудом сдержалась, чтобы не послать свою коллегу куда подальше.
— Сейчас!
По интонации вышло немногим лучше брани и брови Лавинии возмущенно взлетели вверх, но Эмили это ничуть не волновало. Однако, негритянка была права: устраивать разбирательства сейчас, у всех на виду казалось глупостью. Эмили, все так же сжимая газетную статью, стянула с себя пиджак и швырнула его в руки Финча. Хотелось отправить следом и вырезку, но вместо этого Эмили только крепче сжала пальцы.
— Да сколько можно ждать?! Что у вас там такое?
Отвечать на вопросы Лавинии Эмили не собиралась. Быстро, едва ли не бегом, она вернулась в похоронную контору. Стоило только переступить порог, как тут же снова появилось ощущение злобного наблюдателя и в голове зазвенел пронзительный писк. Эмили сорвала с вешалки свою куртку, не тратя время на одевания, выскочила на улицу и, поравнявшись с Финчем, сунула ему в руки злополучную газетную статью: оставлять ее себе не было никакого желания. Нет уж, ей не нужно ничего из этого жуткого дома. Да и что толку забирать вырезку, если Финч без труда сможет найти точно такую же? В архивах, наверняка, хранятся сотни газет с объявлением о пропавшем в результате автомобильной аварии маленьком мальчике Эване Янге, которого разыскивает его безутешная семья. Если постараться, можно было даже отыскать старые видеоинтервью: родители не раз уповали на помощь телевиденья. Да только все зря. Никто так и не смог рассказать им, куда пропал Эван. А те, кто откликались, звонили им домой или писали, чаще всего были либо просто любопытными, охочими до чужой боли, либо форменными психами. Такими, как Финч. В любом случае, это всегда заканчивалось материнскими слезами, угрюмым молчанием отца и ее, Эмили, тоской и болью. Достаточно для того, чтобы захотеть держать свою семейную историю подальше от посторонних.
— Отстань от меня. — Эмили говорила тихо, так, чтобы выбравшаяся из автобуса и ждавшая у двери Лавиния  не смогла разобрать слов, но звеневшую в ее голосе злость понять было несложно.  — И от моей семьи. Понял меня?

Дом наблюдал за ней. Пялился стеклами окон. Рассматривал, следил и выжидал. Эмили понимала, что накручивает себя, что глупо приписывать зданию разумную волю, но ничего не могла поделать с собственными ощущениями. Оставалось только принять их и не позволить им помешать выполнить добровольно взятое на себя обязательство. Хотя «добровольность» тут была условной: разве у человека есть выбор, когда умирающий поручает ему выполнить его последнюю волю? Особенно, если этот умирающий тот, к кому, не смотря на короткое знакомство, ты успел привязаться всей душой? Эмили, вздохнув, взяла лежащий на пассажирском сидении пакет, но выходить из машины не стала, отдаляя необходимость встречи с Финчем. Она заглянула внутрь пакета, хотя сама собирала его и прекрасно знала, что там лежит: плотные телесные колготы, платье глубокого голубого оттенка, туфли и брошь — костяная чайка. Та самая, которую Агата выбирала в надежде на хорошую неделю. От мыслей о брошке стало горько. Эмили поджала губы: обещала же себе не расклеиваться, но вот опять начинает давать волю эмоциям. Если так пойдет и дальше, то из дома престарелых придется увольняться. Ее подопечные будут умирать, от этого никуда не деться и нельзя, чтобы каждый их уход так бил по нервам. Правда, Агата была не «каждой». Добрая, светлая, искренняя, она располагала к себе и стала первым человеком, от которого Эмили почувствовала настоящее дружеское тепло в этом новом для нее городе. Была и еще одна причина, из-за которой смерть Агаты выбивала из колеи. Причина, совсем не связанная с домом престарелых, но изматывающая и лишающая обычной стойкости: Эмили снились кошмары.
Она не спала нормально почти неделю. Долго засыпала, просыпалась посреди ночи и потом уже не могла уснуть, уговаривая себя не думать об увиденном во сне. Кошмар начинался всегда одинаково: она, маленькая девочка, сидела в машине на заднем сидении; рядом был брат, они смеялись, довольные и поездкой и друг другом, а потом все шло наперекосяк: визг тормозов, крики, боль, темнота. Самое страшное было в этой темноте. Густой, непроглядной и живой. Она дышала, обволакивала, жадно липла, шептала надтреснутым, довольным голосом, рассказывая что-то, что никак не получалось разобрать: что-то о темном даре и дряных мальчишках. Эмили, задыхаясь, просыпалась, жадно хватал ртом воздух и чувствовала на щеках влагу от слез. К утру воспоминания о кошмарах тускнели, к обеду блекли настолько, что она почти о них не думала и ложась вечером в кровать надеялась, что уж в эту ночь точно сможет выспаться нормально. Но все повторялось снова. Если так пойдет и дальше, то придется идти к врачу. Пусть выпишет снотворное. Вот только рассказывать кому-то, даже врачу, о своих проблемах Эмили не хотела. Надо будет возвращаться в прошлое, объяснять, почему ей снится именно это и, конечно, надо будет упомянуть про ту дурацкую газетную вырезку. Ведь после нее все и началось.
Эмили, сделав глубокий вдох, словно перед прыжком в холодную воду, распахнула дверь машины и, выбравшись наружу, решительно зашагала к дверям похоронной конторы. Сейчас она отдаст вещи Финчу и уберется отсюда куда подальше.
— Если бы не Агата... — Эмили хмуро толкнула дверь и оказалась в уже знакомом холле. Да, если бы не просьба Агаты, она сюда бы не вернулась. Хватило и двух предыдущих визитов, спасибо большое. Ощущение пронизывающего холода, давящей атмосферы и чужого злобного взгляда запомнились слишком хорошо.  — Эй?
На голос тут же выскочил незнакомый паренек.
— Драсти.
Эмили на секунду застыла, рассматривая незнакомца: усыпанное прыщами лицо, бледная кожа, рыжие волосы — на вид совсем мальчишка. Рабочий? Помощник? Это вообще нормально, принимать на работу в похоронную контору таких сопляков? Хотя, Эмили уже уяснила, что этот дом и нормальность сочетались плохо. Паренек с любопытством смотрел в ответ.
— Здравствуйте. Я из дома престарелых. Привезла вещи для похорон миссис Андерсон. Там брошь, ее надо...
— А, та старушка. Пошлите. — Паренек, не слушая объяснений, махнул рукой, предлагая идти за ним.
— Может, я просто оставлю вещи, а мистер Финч потом их возьмет?
— Так он здесь.
Эмили нехотя последовала за рыжим: разгуливать по похоронной конторе, а уж тем более общаться с ее владельцем у нее не было никакого желания. На секунду мелькнула трусливая мысль наплевать на поручение, оставить пакет просто на полу и сбежать, но паренек, открыв одну из дверей, посторонился, пропуская женщину вперед.
— Мистер Финч, тут вещи подъехали.
Эмили заглянула внутрь, увидела лежащие на секционном столе тело Агаты и склонившегося над ней Финча. В руках хозяин похоронной конторы сжимал пилу. По спине протянуло неприятным холодком. Что этот псих собирался делать с бедной Агатой? Вопрос вырвался раньше, чем Янг успела себя остановить:
— Вы проводите вскрытие?

Ее вопрос остался не то чтобы без ответа: Финч что-то пробубнил себе под нос, но Эмили ничего не поняла. Она покосилась на рыжего паренька, пытаясь по его лицу прочесть насколько непривычно для него то, что сейчас происходило. Как часто его начальник потрошит без надобности трупы и не приходила ли в юную рыжую голову мысль, что это, по меньшей мере, незаконно, не говоря уже о нормальности? К счастью, задать свои вопросы вслух она не успела. Финч объяснил все сам, без слов, достав из груди Агаты кардиостимулятор. Ну, конечно же, кремация. С такой штукой отправлять в печь опасно. Эмили посмотрела на заострившееся, бледное лицо покойницы, которое тут же накрыла простыня. Что-то внутри Эмили отозвалось на это странным желанием подойти и спустить простынь пониже, словно Агата не умерла, а только уснула. На какое-то короткое мгновение, со всем осознанием случившейся смерти, действительно показалось, что старушка жива и прислушивается к тому, что происходит вокруг нее.
Эмили перевела взгляд на Финча, отошедшего в противоположную сторону комнаты. Ответом на ее взгляд прилетел не слишком радушный вопрос о том, почему не прислали кого-то другого. Что ж, после ее мыслей о безумном потрошителе, это было даже справедливо. Один — один. Она прижала к груди пакет, соображая, как поступить дальше: подойти и отдать свою ношу или поставить ее на пол, но Финч уже принялся перечислять принесенные вещи.
— Голубое. — Уточнила Эмили, отметив, что у Финча, похоже, хорошая память, если он так точно запомнил все распоряжения Агаты. Интересно, когда старушка успела рассказать ему о своих пожеланиях? Хотя, наверняка, у них было достаточно времени для подобных бесед. Например, в какое-нибудь из «гостевых» воскресений. Эмили тут же вспомнились грустные лица сестриц Кампински. То, что Финч не прибыл с обычным воскресным визитом, а потом смерть Агаты сильно отразилась на двойняшках. Смурные и печальные, они вели себя непривычно тихо и сторонились людей. Эмили пыталась убедить себя в том, что Кампински избегают всех одинаково, но все же не могла не замечать, что к ней в этом вопросе отношение было особым: ее не просто сторонились, но сторонились обиженно, видимо, возложив на нее вину за отсутствие их «дорогого Барнаби». Они, может и не слышали, но точно видели, как она отчитывала Финча и, конечно, сделали выводы. Эмили приходилось напоминать себе, что она поступила правильно: душевное спокойствие ее подопечных это, конечно, важно, но никто не имеет права копаться в ее прошлом, марая своим любопытством давнюю боль. Так что Финч получил по заслугам. Пусть чудит, как хочет, но подальше от нее, а она уж точно будет обходить его за милю. Только закончит начатое.
— И еще один момент. — Эмили поставила пакет с вещами на пол, сунула руку в карман куртки, извлекая наружу маленький бархатный мешочек. — Агата хотела отдать вам вот это.
Пальцы чувствовали под тканью твердые углы брошки. Вещица была искусной: вырезанная из гагата веточка розмарина. Символ вечной памяти. Эмили снова посмотрела на накрытое простыней тело и вдруг подумала о том, что Агата довольна.  Не «была бы довольна», не «наверное, ей бы понравилось», а именно так — довольна. Прямо сейчас. Странное ощущение, но верное.
— Попросила передать.

Финч заспорил, но отвечал, казалось совсем не ей. Эмили недоуменно вздернула бровь, остро пожалев о том, что оказалась с ним наедине. Будь здесь тот рыжий, может, посоветовал бы, как на все это реагировать. А еще лучше, если бы здесь была живая Агата. В ее обществе, как и в обществе других стариков, Финч почти не чудил. Эмили снова посмотрела на укрытое простыней тело. Ну, и что ей теперь делать? Не впихивать же брошку насильно. Может, проще оставить все как есть? В конце концов, она сделала так, как хотела Агата: встретилась с Финчем, передала брошь, а то, что он отказался от подарка — уже не ее проблема. Вот только согласиться с таким выводом мешала твердая, не пойми откуда взявшаяся уверенность в том, что Агате не нравится такой расклад. И снова это глупое «не нравится». Почему она думает о старушке в настоящем времени? Агата умерла и ее желания, мысли и стремления умерли вместе с ней. Ведь так?
Вернувшийся рыжий отвлек Эмили. Она с чувством облегчения отдала ему пакет (наконец-то!) и молча следила за описью вещей. На ум начали приходить впечатления от прошлого посещения похоронной конторы. В тот раз эта комната, в которую обитатели и работники дома престарелых заглянули лишь мельком, была пуста и едва ли ей запомнилась. Эмили вообще не важно помнила тот визит, если не считать воспоминаний о холоде, гнетущей атмосфере и жуткой головной боли. В таком состоянии было не до запоминания особенностей интерьера. Теперь не было ни озноба, ни холода, ни тягостного ощущения чужого злобного взгляда. Эмили прислушалась к себе: да, определенно, в этот раз никаких странностей. Разве только... она нахмурилась, уловив на самом краю слуха какой-то писк. Что-то подобное ей слышалось и в прошлый раз. Но намного громче. Или это только ей кажется? А, может, все намного проще, и в похоронной конторе просто водятся мыши?
Голос Финча заставил Эмили встрепенуться. Она подошла к заполненному листу описи, быстро пробежала глазами по ровным строчкам, проверяя написанное, взяла ручку.
— Наверное, будет лучше все оставить с прахом. — Как будет лучше Эмили не знала, но нужно было ответить хоть что-то.
— А родня не будет против? Родственнички иногда трындец какие жадные. — Заметил рыжий с видом знатока.
— Я ее родню не видела. При мне никто ее не навещал, если не считать... — Эмили покосилась на Финча. — Не важно. Так что проблем быть не должно. И потом, она ведь не просто так хотела, чтобы эти вещи были при ней.
— Ну да. И кремацию тоже она выбрала? Старики, как правило, хотят, чтобы их закапывали.
Эмили мысленно усмехнулась: вряд-ли этот рыжий проработал тут достаточно долго, чтобы делать выводы о какой-либо похоронной тенденции. Похоже, просто напускал на себя важный вид, стараясь произвести  впечатление. Обычное дело для таких вот прыщавых, неуверенных в себе мальчишек, желающих показать себя взрослыми и состоявшимися.
— Да, тоже она. — Подтвердила Эмили, прописывая в бланке должность и фамилию. — Агата вообще особенная. Я вот, например, выбрала бы обычные похороны.
— Боитесь кремационных печей?
— Скорее, боялась. В детстве они нагоняли на меня жуть. Даже кошмары снились о том, как там горят куклы. — Эмили нахмурилась, удивляясь внезапному приступу откровенности. И с чего вдруг она вспомнила о своих детских снах? Видимо, все дело в ее теперешних проблемах.
— Жесть.
— Ага. Куклы при этом еще и кричали.
— Ваще жестко.
Эмили, поставив быстрым росчерком подпись, выпрямилась, положила на бланк мешочек с брошью и повернулась к Финчу.
— Никто не посчитает вас вором. Про то, что брошка должна достаться вам слышала и я, и Кампински. Так хочет Агата.
Она что, снова сказала о старухе в настоящем времени?
— В общем, решайте сами. Мое дело было ее сюда принести.

Минутная стрелка наручных часов тыкалась острым носом в бок четверки, показывая Эмили, что та приехала слишком рано. До церемонии прощания оставалось как минимум сорок минут и заявиться в похоронную контору, угол которой виднелся за зданием кафе, было бы неуместно. Тем более ей — женщине, которая толком-то и не знала умершую. Эмили до сих пор не была уверена в том, что поступает верно, решив проститься с Агатой. По большому счету это решение она приняла не столько из-за привязанности к старухе, хотя та ей действительно нравилась, а в пику Эрику. Муж, услышав вчера о том, что ее единственный выходной будет потрачен на похороны почти незнакомки, насмешливо поинтересовался, зачем ей эта придурь. Эмили всегда бесила едкая, издевательская ухмылка, кривившая его губы в подобных случаях. Обычно она ее игнорировала: в семейной жизни приходиться кое с чем мириться, но в этот раз Эмили вспылила. Эрик не остался в долгу и в результате они едва не поссорились. Хотя это «едва» было весьма условным: Эрик не ушел спать на диван, но с утра они не сказали друг другу ни слова. Эмили чувствовала себя виноватой. Наверное, ей надо было остаться дома. Но обида на мужа, подпитываемая подспудным пониманием того, что тот просто не хотел сидеть вдвоем с сыном в выходной, оказалась сильнее. Свой вклад внесла и бессонница, значительно поубавившая терпимость и покладистость Эмили. За последние два дня сон так и не наладился. Стало даже хуже. Эмили снился все тот же кошмар с давней аварией, правда, подсознание, по одним ведомым ему причинам, внесло в сценарий свои коррективы. Все начиналось как и раньше: отец за рулем, музыка, сидящий рядом брат, но в какой-то момент, за секунду до удара и визга тормозов, четырехлетний Эван вдруг превращался во взрослого — человека, которого Эмили знала, хотя и предпочла бы не знать. Эван становился Финчем, с его пристальным, цепким, непонятным взглядом. Эмили охватывала паника, кричал отец, все они проваливались в темноту под чей-то злобный хохот и Эмили просыпалась, зажимая ладонью рот, чтобы сдержать рвущийся наружу вопль. Ничего удивительного, что после таких снов она не согласилась терпеть издевки мужа.
Эмили, толкнув дверцу кафе, зашла внутрь. За прилавком стояла сонная девица лет двадцати с пирсингом в носу. Ее перепаленные перекисью волосы топорщились ежом.
— Дрсть.  — Поздоровалась она тоном, который раскрывал ее отношение и к собственной работе и к посетительнице, которой понадобился стакан кофе утром в воскресенье. Растрачивать силы на дежурные улыбки она явно не привыкла. Эмили была этому даже рада. Дружеская беседа — последнее, чего ей сейчас хотелось. Получив свой кофе, она вышла на улицу, отхлебнула, удивилась тому, что, вопреки ожиданиям навеянным внешностью девицы, кофе оказался неплох и пошла к похоронной конторе. Отражаясь в витринах и окнах за ней следовал ее зеркальный двойник. Смотреть на него не хотелось. И так было ясно, что после второй недели бессонницы она похожа на форменное чучело: бледная, уставшая, с залегшими под глазами тенями.
— Не на балл иду. На похороны. — Буркнула она, сделав еще один большой глоток. — Вид в самый раз.
Кофе, хлынув по пищеводу горячей волно, взбодрил. Эмили зашагала быстрее, возвращаясь мыслями к Агате. Старуха была мертва уже несколько дней как, но думать о ней, как о покойнице, получалось плохо. Особенно на работе. Эмили то и дело ловила себя на ощущении, что Агата где-то рядом. Казалось, еще чуть — и раздаться ее голос. А однажды ей даже показалось, что она увидела ее в комнате отдыха.
— Это из-за бессонницы. Все, завтра точно запишусь к врачу.
Оказавшись у похоронной конторы, Эмили выбросила уже пустой стакан в урну, снова подумала о том, что лучше бы ей остаться дома и зашла внутрь. Зал для прощаний встретил ее тишиной. Она помедлила, рассматривая гроб с телом. Вот она — Агата. То, что от нее осталось. Просто физическая оболочка. Так откуда взялось чувство, что старушка рядом и вот-вот возьмет ее за руку? От накатившего ощущения двойственности закружилась голова и Эмили присела на ближайший стул.

Подкатившая дурнота усилилась и кофейный привкус, что все еще оставался во рту, делал ее только сильнее. Эмили сжала зубы, попыталась дышать глубже, кляня себя за неосмотрительность с выбором кафе: сразу же было ясно, по одному только виду той девицы, что нормального кофе она не нальет. Кто знает, что плескалось в купленной бурде, поначалу показавшейся нормальной. "Ваш американо с двойным ротавирусом, пожалуйста. Заходите к нам еще." Эмили прошиб холодный пот, в ушах зазвенело. Она мотнула головой, пытаясь избавиться от назойливого шума. Нужно было выбраться на свежий воздух. Может быть, дело и не в испорченном кофе, но кофеин на голодный желудок, да еще и с неделей почти без сна в анамнезе явно стал не лучшей из идей. Мир словно подернулся молочной пеленой. Эмили моргнула, но туманная дымка никуда не исчезла. Звон в голове становился все громче, дробясь на отдельные звуки - писк, бормотание, крик. Муж был прав: надо было остаться дома. Зачем она снова сюда пришла? Чертова похоронная контора сама по себе для нее как ротавирус. Нужно было понять это еще в тот, экскурсионный визит.
Со стороны скрипун стул. Кто-то встал в полный рост. Эмили повернула голову, прищурилась и увидела Финча. Голоса в голове замолчали, подарив миг благостной тишины, а потом загалдели так, словно хотели ее оглушить. Взгляд Финча пригвоздил к стулу. Она уже видела этот взгляд. Совсем недавно. Во снах. Последние две ночи. Когда Финч, занимая в машине место ее пропавшего брата, смотрел на нее, словно чего-то ждал или требовал. О чем он спрашивал теперь? Она его звала? Когда?
Эмили снова тряхнула головой. В наполнявшем черепную коробку гаме ей начали чудиться отдельные голоса: и совсем тонкие, словно детские, и грубые, и голос, так похожий на голос Агаты. Все они чего-то хотели, чего-то ждали и требовали. Как Финч.
- Это сон. - Пробормотала Эмили. Точно сон. Идеальное объяснение. Очередные изменения в ее кошмаре. На этот раз никакой машины и аварии, а только похоронная контора. Сейчас она проснется в своей кровати, рядом сопит муж, а на часах около двух ночи. И можно будет облегченно выдохнуть, радуясь, что кошмар закончился. Почему, черт возьми, она терпела всю неделю и не показалась врачу? Дура. Надо проснуться. И скорее. Пока все не закончилось падением во тьму и тем страшным, наводящим жуть хохотом. Что там принято делать: ущипнуть себя, ударить, причинить себе боль? Пальцы Эмили захватили тонкую кожу запястья, сжали до боли, но голоса в голове взвыли с такой силой, что руки ее сами собой взметнулись вверх, закрывая уши.
- Пусть они замолчат! Скажи им, пусть заткнуться!

Голоса притихли: не исчезли совсем, но будто бы отдалились, возвращая Эмили возможность слышать свои собственные мысли. Впрочем, вслушиваться в них было так же бесполезно, как и в предыдущий гомон. В голове царил полный бардак. Это сон или явь? Эмили застыла, глядя на Финча, так и не отняв ладони от ушей. Ощущения и чувства слишком четкие, как для кошмара, но разве в реальности возможно, чтобы гвалт в ее голове подчинялся чужому приказу? То, что случилось дальше и вовсе превратило все в фантасмагорию. Финч, вдруг принявшись напевать, вытащил из кармана блеснувший бликом лист. Эмили видела только обратную сторону и не сразу сообразила, что это такое, но стоило ей только заметить замазанные белым фигуры, как догадка тут же пришла сама собой. Газетная вырезка. Та самая газетная вырезка про аварию. На этот раз заламинированная и зарисованная. Вместо фотографии отца и брата - только белоснежные силуэты. Два призрака из ее прошлого.
Финч начал читать. Зачем? Для чего? И как, черт возьми, проснуться, если это, все-таки, сон?! Резко и громко, словно раскат грома, распахнулись двери, обрывая чтение и в зал ввалился незнакомец. Широкоплечий и тучный, он зашагал прямо к Финчу.
- Любят тебя эти старые перечницы, да? Дамский ты угодник! - Незнакомец хохотнул, остановился, окинул взглядом зал, будто ища того, кто сможет по достоинству оценить его шутку и тут наткнулся на Эмили. - О!
Толстые губы под жестким ершиком усов на мгновение сложились в удивленный круг, но тут же растянулись в самодовольную улыбку человека, уверенного в силе своего обаяния.
- Прошу прощения, мисс. Не заметил.
Эмили, безвольно уронив руки на колени, кивнула. Из открытых дверей потянуло приятным холодом. Нет. Это все был не сон. А, может, она просто сходит с ума? Когнетивные нарушения от постоянного недостатка сна. Неужели все настолько плохо?
- Не подумайте, я не со зла. - Улыбка незнакомца стала еще шире, отчего его глаза, сощурившись, начали напоминать поросячьи. - Я покойников уважаю. Они, можно сказать, меня кормят. Да, Финч? И тебя кормят. И меня кормят.
Толстяк снова рассмеялся. Эмили встала и на ватных ногах вышла из зала. Ей нужен был глоток свежего воздуха. В спину женщины, обращенные не ей, но сказанные даже без попытки убавить тон, неслись слова незнакомца:
- Обиделась что ли? Ох уж мне эти дамочки. Но мы-то с тобой, Финч, из другого теста, да? Мы понимаем, что к чему.
Эмили, выбравшись на улицу, оперлась спиной о стену похоронной конторы и сделала глубокий вдох, заполняя легкие по-осеннему прохладным воздухом. В голове чуть прояснилось.
- Какого черта?
Ответить было некому. Она прикрыла глаза. Все. Решено. Хватит с нее. Она постоит еще минуту, окончательно придет в себя, а потом дойдет до машины, уедет домой и больше никогда не станет даже думать о Финче, похоронной конторе и всей с ними связанной чуши. Если надо - уволится их дома престарелых. Муж и так был против ее выхода на работу. А завтра же, с самого утра она запишется к врачу. Своя психика дороже. Да. Именно так. Хороший план. Правильный. Вот только...
Эмили нахмурилась. Газетная вырезка, которая так важна, что ее ламинируют и таскают повсюду с собой. Вопящие в собственной черепной коробке голоса, чей отголосок она слышит даже сейчас и которые присмирели по приказу Финча. Ощущение присутствия Агаты. Кошмары о пропавшем много лет назад брате. Два закрашенных белым силуэта на знакомой фотографии. Мелодия... Эмили зажмурилась. Да, мелодия, которую напевал Финч до того, как принялся за чтение. Она ее знала. Все ее знали. Детская колыбельная. "Ярче звездочка сияй..." Когда-то мама досочинила для них с братом свои слова, памятные до сих пор.
- Бред какой-то.
- Простите, с вами все в порядке?
Эмили, вздрогнув от неожиданности, распахнула глаза и увидела перед собой седовласую пару. На старческих лицах читалась одно выражение на двоих: обеспокоенное и участливое внимание. Наверное, кто-то из друзей или дальних родственников Агаты. Эмили заставила себя улыбнуться.
- Да. Спасибо.
Пара синхронно кивнула и, видимо решив, что остальное  - не их дело, прошла к двери. Старик галантно открыл двери перед своей спутницей. Спустя секунду оба оказались внутри похоронной конторы. Эмили снова осталась одна. Она отыскала взглядом стену кафе, у которого стояла ее машина. Ей надо уехать. Она должна уехать. Но голоса в голове... И газетная вырезка... И это странное, непонятное ощущение внутри, для которого она еще не подобрала названия. В прошлый раз, когда она впервые увидела газетную вырезку в руках Финча, ей пришлось уехать, ни в чем не разобравшись. Не сказать, чтобы это помогло.
- Ладно. - Эмили, хмурясь, шагнула к двери. - Теперь попробую  по-другому. Если не блевану.
Во рту по-прежнему был тошнотворный привкус кофе.

Возвращалась Эмили осторожно, ступая по коридору похоронной конторы словно по тонкому льду, что может треснуть под ногами в любую секунду, дав провалиться в темную и холодную пучину. Уверенности в том, что она поступает верно, не было. Наоборот, с каждым шагом, что уводил Эмили  дальше от входной двери, внутри крепло убеждение в том, что она ошиблась и лучше бы ей уйти совсем, отправиться домой, к мужу и сыну, пока в очередной раз не случилось что-то плохое: к примеру, новый приступ дурноты или возвращение хора вопящих в голове голосов. Последние, к слову, совсем притихли, видимо, подчинившись приказу Финча. Женщина нервно усмехнулась. Неужели она и правда верит в то, что шум в ее голове зависит от воли другого человека?
Эмили прошмыгнула в зал для прощаний, снова села в последнем ряду и с облегчением заметила, что громогласный толстяк куда-то испарился. Как и Финч. На первом ряду, прямо у гроба, сидела уже знакомая ей седовласая чета. Скоро к ним присоединилась еще одна пара - по виду того же преклонного возраста. Кто-то из друзей Агаты? Эмили поежилась, вдруг словив себя на мысли, что надо бы спросить об этом саму Агату. Ощущение, что старушка все еще присутствует здесь, не просто физическим, лишенным жизни телом, но духом, так никуда и не делось. Эмили потерла лоб. Пальцы были ледяными. Она натянула рукава свитера, пытаясь согреться и уперлась взглядом в темную спинку впереди стоящего стула: смотреть на гроб не хотелось. Раз уж она осталась, нужно было решить что и как делать дальше. Сколько будет длиться церемония прощания? Вряд-ли это займет слишком много времени. Она вполне может дождаться окончания, а потом попытается поговорить с Финчем. И о чем его спрашивать? Какой вопрос задать первым? И как при этом не выглядеть полностью поехавшей? Почему тебя слушаются голоса в моей голове? Что ты забыл в моих снах? Почему я чувствую то, чего не может быть? Каждый из этих вопросов тянул на вызов психиатрической бригады. Утешало только то, что Финч и сам был не то, чтобы нормальным. Ладно, в первую очередь надо спросить о газетной вырезке. Об этой чертовой статье, один вид которой снова пробудил к жизни старые кошмары. Почему он таскает ее с собой? Нет. Не так. Почему вообще обратил на нее внимание?
Звонкий цокот каблуков выдернул Эмили из собственных мыслей. Она повернулась и увидела идущую по проходу женщину: на вид немногим старшее её. Темноволосую, всю, как и полагается, в черном, на длинном носу сидели солнцезащитные очки. В руках незнакомка сжимала белый бумажный платок. Дойдя да гроба, она плюхнулась на стул и шумно, на выдохе, протянула:
- Бедная тетушка Агата...
Эмили удивленно вскинула бровь, попутно заметив, что в зале снова оказался Финч. Больше на прощание так никто и не явился. Церемония прошла быстро. Один из стариков, бывший судья, сказал короткую речь, незнакомая Эмили агатина племянница безуспешно попыталась разрыдаться и на этом все закончилось. Гроб спустился вниз, туда, где ему предстояло сгореть в печи, ушли знакомые и родные, а Эмили осталась. Замешкавшись, она не успела перехватить Финча, зато смогла задержать уже знакомого ей рыжего помощника, сказав тому, что ей нужно переговорить с его начальником. Тот отправил ее в директорский кабинет. Оказавшись там, Эмили принялась ждать и в голове ее, соперничая друг с другом, крутились два вопроса: захочет ли Финч с ней говорить и не лучше ли было бы для всех, если бы он, все таки, не захотел этого.

Появившийся в кабинете Финч, похоже, не ожидал ее увидеть. По крайней мере, заметил он ее не сразу. Хотя Эмили, зная, насколько чудаковат владелец похоронной канторы, все равно не могла ручаться за то, что творилось у него в голове и к чему он был или не был готов. Да что там Финч, она и сама не была уверена в том, что делала. За недолгое время своего ожидания Эмили попыталась подготовиться и сформулировать, что конкретно она хотела спросить, но сейчас, оказавшись под прицелом льдисто-голубых глаз Финча разом растеряла все слова. Она чуть нахмурила брови, сосредотачиваясь, кивнула, давая понять, что услышала о сроках выдачи свидетельства, хотя бумажные похоронные дела ее совсем не касались и заговорила в ответ:
- Простите, что отвлекаю, но мне нужно с вами поговорить. - Эмили нервно обхватила пальцами запястье второй руки. Ей было бы проще, если бы Финч сел, придав началу разговора нормальности. Но тот стоял, то ли давая понять, что не намерен тратить на нее свое время, то ли предпочитая держать дистанцию. Учитывая историю их знакомства, оба варианта были верными. - Знаю, мы начали не лучшим образом...
Внутренний голос Янг ехидно хмыкнул. Кража куклы, ночной визит, удар статуэткой, сцена из-за газетной вырезки - "не лучшим образом". Идеальное описание. Эмили облизнула губы. Во всей этой истории она выглядела не менее сумасшедшей, чем Финч. Но ведь она не такая, а адекватная, способная цивилизованно общаться женщина. Это все Финч с его странностями, и переезд, и недовольство мужа, и бессонница, и сдавшие нервы. Стоп. Для того, чтобы оправдать себя, еще будет время. А теперь нужно закончить только что начатое дело. Кто знает, вдруг ей повезет и этого будет достаточно для того, чтобы вернуть нормальный сон?
-  Но мы же можем нормально поговорить, так? - Вопрос был не то, чтобы совсем риторическим. Эмили и за себя-то ручаться не могла, а ее собеседник и вовсе был загадкой. Она видела Финча едва ли не воркующим со старухами, но видела его и несущим какой-то бред, причем на пороге ее же дома. Оставалось надеяться, что в этот раз ей достанется промежуточный вариант между этими двумя полями спектра общения. - Я хотела спросить о той газетной вырезке.
Эмили посмотрела на карман пиджака Финча.
- Мне важно понять и разобраться. В прошлый раз я среагировала, кхм... - она запнулась, подбирая подходящее слово, - через чур резко. Но это действительно статья про мою семью и увидеть ее в чужих руках было странно. Я тогда еще и чувствовала себя не то, чтобы хорошо.
Эмили заглянула в глаза Финча. Ей не нужно было вспоминать свое состояние во время экскурсии в похоронную контору. Точно так же она чувствовала себя всего два часа назад. Да и сейчас не ощущала себя полностью здоровой.
- В общем, я хотела спросить: зачем вы храните эту статью? Для чего? Согласитесь, очень странное совпадение.
Совпадение? Что-то внутри противилось этому слову. Но что ей делать, если она сейчас узнает, что Финч ее сталкерит? Что тогда? Убегать? Угрожать? Продолжать расспросы? Эмили крепче сжала запястье.

Утверждение Финча о его умении вести нормальные беседы явно было спорным. Речь хозяина похоронной конторы больше напоминала выдержку из учебника по основам статистики, чем обычный разговор и Эмили, хмурясь, не  сразу уловила в этом научном потоке ответ на свой вопрос. Финч, как оказалось, не видел ничего странного в том, что к нему в руки попала газетная вырезка о давней аварии. Эмили считала иначе. Пусть родители и наводнили объявлениями и интервью десятки газет, но их семейное горе было далеко не единственной новостью, так почему же Финч заинтересовался именно им?
Эмили пыталась прочитать ответ по лицу своего собеседника. Но тот, хоть и разговаривал с ней, казалось, думал о чем-то еще.  Впрочем, он хотя бы сел, а не стоял по другую сторону стола, словно это она, Эмили, была директором, а он -  нерадивый подчиненный. Ее взгляд зацепился за странный жест Финча – тот зачем-то сунул руку под пиджак. Она подумала, что сейчас на свет появится та самая газетная вырезка, но рука Финча так и осталась под лацканом, что-то поглаживая внутри. От этих движений становилось не по себе. Закружилась голова. Не так сильно, как прежде, но внутри появился страх, что сейчас станет хуже. Снова зашумело в ушах. Звук был другим. На смену многоголосому, визгливому и стонущему хору пришло неразборчивое, недовольное женское бормотание. Эмили впилась ногтями в запястье, заставляя себя сосредоточиться на том, что говорил Финч.
Закрашенные фото. Другая сторона. "Не только ваш брат…" Дело было в статье на обратной стороне? Еще чья-то трагедия, запечатленная на газетной странице? Та история, которую Финч начал зачитывать в зале для прощаний. Он уже тогда пытался ей объяснить, в чем суть, рассказать свое прошлое, которое случайно оказалось так похоже на ее биографию? Дурацкий способ, но что ждать от такого чудака. Значит, еще одно совпадение. Хотя Финч в совпадения не верит.
Шум в голове отвлекал от мыслей,  не давая сообразить, что же во всем этом не так. А Финч, словно специально, подкинул еще один повод усомниться в логичности всего происходящего.
- Я? Звала? Когда? – Эмили непонимающе моргнула. Может, из-за шума в ушах, она неправильно разобрала слова? – Я вас не звала. Зачем?
Голос в голове стал настырней и, хотя слов было не разобрать, недовольство невидимого диктора явно усилилось. Подумав о дикторе, Эмили чуть не рассмеялась от облегчения. Ну, конечно же, радио!  Вот причина всех этих бормотаний и визгов в ее мозгу. Это не она сходит с ума,  а где-то в похоронной конторе работает радио. Неужели это никому не мешает? Хотя, каждый раз, когда ее накрывало волной непонятных звуков, рядом были только старики и Финч. Старушечьи уши могли и не уловить всех этих писков, ну а Финч и без того был полон причуд. Еще одна ничего не меняла.
- Простите, у вас включено радио? Не могли бы вы его выключить? Голос диктора очень отвлекает. – Эмили растянула губы в улыбке, смягчая свою просьбу. – Кажется, день у нее сегодня не задался.

Появление рыженького паренька приободрило Эмили. Она уже была готова услышать его извинения о забытом включенном радио, но ответ на вопрос Финча оказался совсем другим. В досаде на услышанное, она закусила губу. Как это никаких проигрывателей? И как это, "тихо тут"? Они что, оба вздумали над ней издеваться? Вот же - голос, пусть не разборчивый, но явный. Слышимый так же четко, как и голоса этих двоих. И если они делают вид, что ничего нет, то как Финч смог так четко описать голос? О какой там Дороти он говорил? Что за глупая игра? И, главное, к чему она? Просто для того, чтобы выставить ее дурой? Ну ладно, Финч, ему есть за что ее не любить и есть за что попытаться отомстить, но этот рыжий-то куда? Хотя, чего только не сделаешь по указке босса.
Эмили вздернула подбородок, села ровнее. Что бы ни было, насмехаться над собой она не позволит. Да и можно уже заканчивать этот разговор. Что хотела узнать, она узнала. Пусть схожесть их с Финчем биографий и удивляла, вот только с нее уже достаточно впечатлений и от этого человека и от его дома, чтобы умерить свое любопытство и убраться куда подальше. Но прежде чем прозвучали слова прощания, Финч достал и посадил на стол куклу. Эмили уставилась на игрушку. Так вот значит что было под пиджаком. Маленькая, похожая как сестра на ту самую куклу, которую выкрал пару недель назад Томи, но, все же, совсем другая. Настоящее маленькое произведение искусства. Отчего-то захотелось протянуть руку и погладить кукольную кроху. Взгляд Эмили приковала знакомая агатина брошка и тут же таинственный голос заговорил громче и быстрее, словно торопясь что-то рассказать. Внутренности обдало холодом. Эмили узнала голос. Она попыталась сглотнуть, но в горле разом пересохло. Агата. Вот кого она слышала. Но как это может быть? Нет, показалось. Это какая-то ошибка. Просто уставший от бессонницы мозг играет с ней злую шутку или это все дурацкий розыгрыш Финча и его рыжего напарника. Ведь не может, просто не может быть, чтобы она слышала голос умершего человека! Кто-то в этой комнате точно сумасшедший. Эмили перевела испуганный взгляд на Финча. Впервые за все время их странного знакомства она не просто опасалась этого человека, но чувствовала себя перед ним совсем беззащитной.
- Сноходцы? - Повторила она эхом. Нужно было спрашивать о другом: почему она слышит Агату, что это за фокусы такие идиотские, зачем на куклу нацепили брошку покойницы и с чего вдруг надо обсуждать бредни какой-то бабки и цвет глаз, который не настолько редок, если учитывать, что сам Финч обладатель схожего оттенка. Но вместо этого Эмили смогла только проговорить: - Кто такие сноходцы?

Разговор, показавшийся поначалу настолько обычным, насколько только мог быть, учитывая обстоятельства, стремительно терял все признаки нормальности. Финч требовал тишины, голос Агаты звал ее из ниоткуда, а собственные мысли гудели встревоженным роем, бессильные подобрать подходящие слова.
Сновидцы. Что за определение, вообще, такое и что за история? Зачем ей это знать и зачем она задала свой глупый вопрос? Эмили снова посмотрела на игрушку. Кукольные глаза показались удивительно осмысленными, почти живыми. Словно где-то в пластиковой голове, под шапкой искусственных волос, таилось сознание. Блики света создавали иллюзию подступивших слез. Желание взять куклу в руки стало до того сильным, что пришлось еще крепче сжать собственное запястье. Это было не просто стремление забрать понравившуюся вещь себе, а потребность защитить, уберечь неведомо от кого. Слова о разбившейся машине заставили Эмили вздрогнуть. Позабыв о кукле, побледнев, она впилась взглядом в лицо Финча. Перед глазами тот час же вспылил обрывки собственных снов: мчащаяся по дороге машина, крик отца, сидящий рядом, на месте брата, Финч, смотрящий на нее в точности, как сейчас.
Внутри разливался холод. Реальность вдруг обернулась кошмаром. Может, ей действительно все это снится? Тогда уж лучше бы снилось то, что раньше. Этот вариант сна пугал ее сильнее. В машине она хотя бы была с отцом, а здесь не было никого, кроме Финча и его куклы. Эмили попыталась улыбнулся, но губы отказались складываться в улыбку. Финч вдруг шикнул, а потом сделал что-то такое, отчего реальность происходящего еще больше истончилось: подул на палец и обвел им три раза вокруг головы. Давний, еще из детства, ритуал на "чтобы не болело". Обычный отвлекающий маневр, одна из тех маленьких хитростей, на которые идут родители, чтобы успокоить своих чад. Вот только этот был особенный. Придуманный мамой. А, может, еще бабушкой. Их семейный секрет, которому Эмили научила и Томи. Она и сама так делала: бездумно, автоматически, как делают что-то пусть и глупое, но давно вошедшее в привычку. И частенько натыкалась при этом на недоумевающие взгляды, ведь никто не понимал, для чего все эти пассы. Никто. А Финч?
- Вы... - Эмили, побледнев, резко выдохнула. Газетная статья, кошмары, детский ритуал. Какого черта?! Сон. Это сон. Иначе, как это все объяснить? - Зачем?
Янг быстро обвела рукой вокруг головы.
- "Подуй, потерпи и три раза обведи". Так дела моя мама, чтобы утихла боль. Это ее придумка. - Она подалась вперед, впившись взглядом в лицо Финча. - Откуда вы про это знаете? И откуда вы знаете, что мне снится авария? Что за дурацкие шутки?!

С каждым словом Финча у Эмили появлялось все больше вопросов и крепло чувство, которому она не могла подобрать названия: саднящее, выбивающее из колеи ощущение двойственности - словно кто-то расщепил ее надвое и теперь эти два человека, заключенные в ней одной, пытались вытеснить своего внезапного близнеца. Вот она - Эмили Янг. Мать, жена, медсестра, которая твердо стоит на ногах и точно знает, что может быть, а чему быть не положено. И, в то же время, вот еще одна она - измученная и испуганная женщина, которая уверена, что слышит призрака и что Финч... А, действительно, что  "Финч"? Эмили сжала челюсти. Она не была готова услышать ответ, тем более, что ей вполне неилюзорно указали на дверь. Да и какой толк пытаться разобраться во всей этой тарабарщине, если каждая ее попытка хоть что-то прояснить, только больше запутывает и нагоняет жути? Где-то на краю сознания мелькнула воспоминанием одна из любимых фраз отца: "отступить - не значит проиграть". Правда, сейчас она казалась самой себе именно проигравшей, хоть и не понятно, в какой именно игре.
- Хорошо. - Эмили встала. Бросила быстрый взгляд на край стола, где еще пару секунд назад сидела кукла и почувствовала укол вины. - Простите, что отняла у вас время. Прощайте.
Она вышла в коридор и через минуту уже шагала к дороге, прочь от похоронной конторы. Чем дальше она отходила, тем слабее звучал в ее голове голос Агаты и все гаже становилось на душе от понимания, что, по итогу, главным сумасшедшим теперь казался вовсе не Финч, а она сама.

Дом был абсолютно заурядным. Настолько заурядным, что его фото в пору было размещать в статье о типичной коттеджной застройке.  Односкатная черепичная крыша, вытянувшийся вдоль улицы фасад, деревянные стены, выкрашенные тем оттенком бежевого, который у одних ассоциируется с благополучием, а у других со скукой, узкая веранда с рядом белых столбов - реальное воплощение семейной стабильности, к которой стремятся многие. Дом таращился на дорогу квадратными окнами, за которыми висел белой уютной дымкой тюль и на идеально подстриженной лужайке ровного зеленого цвета желтел ярким пятном игрушечный самосвал.
Эмили, зацепившись взглядом за игрушку, невольно замедлила шаг. В доме есть маленькие дети? Видимо, внуки. Интересно, они здесь живут или приехали погостить и, если, все-таки, погостить, то какова вероятность того, что они, вместе со своими родителями, уже вернулись восвояси, просто забыв машинку. Эмили больше подходил второй вариант. Ей ни к чему лишние глаза и уши. Нервничая, она поправила висевшую через плечо сумку и ступила на дорожку, ведущую к крыльцу. Прикрепленный к одному из столбов веранды звёздно-полосатый флаг качнулся на ветру, словно приветствуя ее. Под тонкой подошвой рабочих теннисных туфель чувствовался каждый бугорок. Пожалуй, надо было переодеться, сменить форму медсестры дома престарелых на что-то более соответствующее визиту, но Эмили слишком торопилась, к тому же в последние дни подобные нюансы ускользали от ее внимания, занятого совсем другими, куда как более сложными, вопросами.
Она поднялась на веранду и остановилась у входной, кипенно-белой двери. Краску обновили совсем недавно, иначе пыль от дороги и солнце убавили бы ее сияющую белизну. Похоже, хозяева дома привыкли поддерживать свои владения в идеальном состоянии. Что ж, и эта аккуратность, и идеальная лужайка, и звездно-полосатый вполне вписывались в тот образ, который Эмили уже успела себе придумать. Она нажала на кнопку дверного звонка и застыла, слыша, как внутри дома разлилась короткая трель.

Возникшая на пороге женщина белозубо улыбнулась, демонстрируя совершенный результат работы своего стоматолога и в мыслях Эмили промелькнул образ сторожевого пса, оскалившегося на незваного гостя. Янг улыбнулась в ответ. Здесь ей были не рады. Без ярости или ненависти, не так, как бывает, когда на твой порог заявляется враг, но достаточно сильно, чтобы прочитать это чувство во взгляде. Винить хозяйку дома было не за что. Если твой муж много лет работал шефом полиции, привыкаешь настороженно встречать каждого незнакомца, но тревоги миссис Грант Эмили не волновали. Ей был важен совсем другой человек.
Услышав новый голос, она глянула выше женского плеча и увидела того, к кому пришла. Сердце забилось быстрее. Эмили, здороваясь, снова улыбнулась: и мужчине, и ребенку на его руках (вот, значит, чья была машинка).
- Лимонад, пожалуйста.
Спустя минуту она оказалась в чужой гостиной, села в кресло, положила на колени сцепленные руки, словно нашкодившая школьница, которую вызвали в кабинет директора. Мерзкое чувство. В последние недели она часто так себя и чувствовала: не взрослой женщиной, а маленькой девочкой, проснувшейся посреди ночного кошмара, замершей в своей кровати с широко открытыми глазами и металлическим привкусом страха на кончике языка. А мистер Грант делу не помогал: выжидал, сидя в кресле напротив и, набивая курительную трубку, явно хотел, чтобы первой о цели своего визита начала говорить она, а не он. Будто оба они играли в детскую молчанку: кто заговорит первым - тот и проиграл.
- Конечно, не против. - Эмили, посмотрев на трубку, заставила себя расцепить руки. -  Спасибо, что согласись встретиться, мистер Гринд. Я не отниму у вас много времени. Мне хотелось узнать кое-какую информацию. Дело давнее. И, похоже, только вы сможете мне помочь.
Эмили помедлила. Действительно ли она была готова к этому разговору? Уверенности до сих пор не было. Но ведь не зря же она пришла. Не зря звонила день назад, прося о встрече, не зря шерстила в интернете, расспрашивала местных, и не зря ее голова гудела от мыслей, догадок и предположений вот уже которую неделю. Нужно было что-то делать, иначе все это попросту сведет ее с ума.
- История, и правда, старая, но все еще очень важная для меня и моей семьи. Понимаете, тридцать шесть лет назад мой отец попал в серьезную аварию. Неподалеку отсюда. В машине была я и мой брат. Мы двойняшки. Я с отцом выжила, а брат пропал. - Эмили перевела дыхание. Вместившаяся в пару слов трагическая история ее семьи казалась обезличенной и пресной, словно говорили не о живых людях с их страданиями и мучениями, а о статистах в низкосортной постановке. - Мы так его и не нашли, хотя родители долго не сдавались. На самом деле, мама не сдалась до сих пор. Она все еще ждет моего брата. В те дни нам часто звонили и давали наводки. К сожалению, безрезультатно. Вы, наверняка, знаете, как это бывает: когда случается что-то подобное, начинают названивать всякие психи. Но мама... Когда она узнала, что я переехала в Дэдвуд, сразу вспомнила о двух телефонных звонках. Говорит, что ей кто-то звонил и уверял, что видел здесь нашего Эвана. Полиция тогда не стала проверять. Их ведь было так много, этих дурацких звонков. А теперь она снова не может успокоиться. Вы наверное решите, что это глупо и я вас понимаю. Но маме осталось уже не так долго. Я ей обещала и мой долг...
Голос оборвался. Придуманное прикрытие мамой резануло изнутри болью. Эмили, достав из сумки распечатанную на листе газетную статью с фотографией ребенка на руках взрослого, протянула ее мужчине:
- Мистер Грант, скажите, вы когда-нибудь видели этого мальчика?