Почему им всем было дело до его синяков? Он привык, что его не замечают. Барни нахмурился и тут же пожалел об этом. Оглянулся на Стэна.
— Нет, я упал, — ответил Финч, непонимающе переводя взгляд с одного на другую. Происходило что-то странное. Стэн выглядел непривычно зло? Шедоу непонятно почему решила, что Стэн его бьет. А если и так, какое ей до этого дело? — Стэн вместе со мной работает, он делает гробы. И много всего другого.
Стэн смерил живописным взглядом Шедоу и снова сплюнул в траву, доставая сигарету из пачки. Зажал ту между губами и пригласительно тряхнул пачкой в сторону Барни. Тот отрицательно мотнул головой. Ему и после первой-то плохо стало, а эта была не по расписанию. Обычно он курил еще раз после обеда.
— Ясно, — Стэн поджег сигарету, кивнул на сумку и прищурился. — Пикник?
— Нет, это мой обед, — ответил Барни.
— Зайди потом в административку, разговор есть.
— Хорошо, — Финч кивнул, взял Шедоу за руку и повел прочь по дорожке: — Пойдем. Ты принесла цветы, это хорошо. Ей это понравится. Я не уверен, что она здесь, она редко здесь бывает, чаще домой приходит, но иногда случается.
Барни спешил, поэтому шел размашисто и тянул Шедоу за собой. Они вышли на главную аллею, но очень быстро Финч дал левее и они свернули к ровным рядам табличек в газоне. Прошли пару небольших склепов, снова свернули и зашагали прямо по газону с каменными табличками, но уже постарше и побольше. Кое-где лежали цветы и игрушки. Вдруг Барни выпустил руку Шедоу и резко остановился, падая на колени. Рукой он провел по мраморной табличке, смахивая пару жухлых листьев и траву. Там было написано Присцилла Хардгроув, 1926-2001, RIP.
— Бабуленька, — сообщил он, швыркнув носом, из которого опять пошла кровь. Финч достал платок и сел поудобнее. Опять начала голова кружиться.

Барни прижал платок к носу и, улыбаясь, смотрел как Шедоу вручает цветы бабуленьке. Потом дернулся и заозирался в поисках крови, о которой она вскрикнула. Вроде ничего такого он не видел, но на всякий случай перепроверил, может где испачкался, пока в больнице был или гробы грузил, такое с ним бывало. Но ничего такого не нашел. Послушно посмотрел на Шедоу. На пальцы, которые она показывала. Затем на надгробие, с которым Шедоу начала говорить, как тогда с трупом в зале прощаний. Снова на неё, с каким-то диким желанием поцеловать.
В тот же момент их хлестнуло резким порывом ветра, бросив в глаза песок. Барни резко повернулся и застыл, вслушиваясь в перешептывания, которые прятались за оглушительным треском цикад. Здесь всегда стоял мертвый гомон. Они копошились и вздыхали, скреблись, постукивали. Сердце сбилось с ритма и укололо болью, перебило дыхание. Спустя пару минут Барни отмер и глубоко вздохнул.
Она здесь. И ей не нравится то, о чем он думает. На щеке будто горела пощечина.
Финч перевел задумчивый взгляд на Шедоу. Бабуленька хотела его предупредить. Когда к нему так добро относятся, это не к добру. А Барни глупый и доверчивый. Он отрицательно помотал головой и потупился, комкая платок под носом, капли потекли меж пальцев.
— Ты ей не нравишься, — тихо сказал он, начиная нервно суетиться. — Она говорит, что ты плохая. Опасная. С камнем за душой. Ей не нравится. Не нравится.
Барни, подорвался на ноги, пнул с могилы букет аконита и, пошатнувшись, подавил приступ рвоты. Голова болела. Жарко. Воздуха не хватает. Его накажут. Его ужасно накажут за такие мысли. Он все равно хотел ее поцеловать, она все равно ему нравилась.
Финч отрицательно замотал головой и пошел прочь.